– Маня, это интервью – сложная для нас история. С одной стороны, все друг про друга знаем. С другой – я ничего не знаю про тебя. Хотя мы знакомы 25 лет, с Щукинского училища…
– Я тогда уже учился и тебя очень хорошо помню при поступлении. Такая пришла «пшеничная», солнечная девчонка, глаза нараспашку. Потом мы с тобой долго не виделись, потом периодически пересекались. И затем вдруг ворвались в совместную работу в «Склифосовском». Но самое интересное, что я понял: ты за эти 25 лет не потеряла ни этой своей «пшеничности», ни состояния «глаза нараспашку». Как это удается? При том, что ты бешено работаешь.
– А ты не хотела связывать свою жизнь с этой профессией?
– Боже…
– Мне кажется, в моей школе не было ежиков. А у нас же было одно советское детство. Откуда такое ощущение?
— Я училась в гимназии на «Китай-городе». Там все было очень строго. Никто мои актерские эксперименты не воспринимал всерьез. Запрещено краситься, носить серьги. Все прямо жестко-жестко. Плюс у меня была строгая мама. Я, наоборот, такой человек, которому нужно тепло, люблю обниматься. Мама удивительная, и я сейчас не пытаюсь ее обвинить в черствости и тому подобном. У меня очень крутая мама. Но даже когда она стала пожилым человеком и сильно болела, я ее обнимала и понимала, что она терпит. Ну не было привычки у людей, которые родились в 40-е годы, к нежности. Я говорила: «Мама, терпи. Мне это важно». И она стала с возрастом терпеть. А в Щукинском все обнимаются, целуются…
– Подожди, помню, как я тебя в одном сообщении назвал «Машулик», ты мне ответила: «Так говорила мама…»
— Я поднималась в свою несчастную гимназию шесть дней в неделю в 6:30 утра (она находилась на «Китай-городе», а я жила на «Ботаническом саду») под слова: «Машулик, вставай». Это было требовательно, но «Машулик» для меня – высшее проявление маминой любви.
– Ничего себе. Я когда тебе писал, мне кажется, закладывал всю нежность мира, а оказывается: «Машулик, вставай». А мама кто по профессии была?
– Точно есть.
— Я могу много чего вытерпеть, да. Вот пример ее сдержанности. Прошли годы после того, как я пришла в профессию: выпускаются картины, какие-то спектакли (я в Театре сатиры оттрубила 13 лет). Мама исправно ходила и смотрела все премьеры. И однажды я не выдержала: «Мам, скажи, а тебе нравится то, чем я занимаюсь?» Она произнесла одно слово: «Да». Потом прошло две недели, и я получила очень странную эсэмэску. При условии, что мама, как многие люди ее возраста, вообще не писала сообщения. Она мне прислала такой текст: «Маша. Ты великолепна. Мама». Я обалдела, когда прочитала. И оценила, чего ей это стоило. В такой короткой фразе на самом деле содержалась колоссальная глубокая мамина любовь ко мне, просто как человек сдержанный, она выразила это тремя репликами.
Я не готова на жертвы ради профессии
– Теперь я вижу, что ты стальным характером в маму. Если бы надо было сыграть Маргарет Тэтчер, ты бы ее сыграла. То, что я говорю «пшеничная», это про то, какую я тебя вижу утром. Когда ты приезжаешь на съемки с чистым лицом, на котором не отражаются ни усталость, ни нервы, ни элементарное человеческое желание: «Отстаньте от меня». Ты выработала в себе это? Я несдержан. А ты наоборот. Я вижу, как ты меня гасишь.
– Ты это делаешь. Ты сильнее, что ли, получается, меня?
– Хорошо. Но в эту самую секунду ты не думаешь: да, он опаздывает, это его жизнь. Но почему он нарушает мою территорию?
– Я хочу пойти на курсы! Чтобы мне сказали: «Маша, говорить нет надо, и это полезно!»
– Ну, Мань. Можно же по-другому, и это не эгоизм… А что может тебя вывести из себя? Я ни разу не видел, чтобы тебя что-то возмутило. Поэтому и сказал, что ты сильнее меня – находишь силы сдержаться.
– Вот ты сказала про Голливуд. А были предложения?
– А фантазии?
Всю любовь теперь выливаю на сына
– Мощный стержень в тебе, наверное, укрепился еще больше после того, как родился Ваня? Сын – какой-то удивительный мужчина в твоей жизни. Для меня «вести с полей» вашей семьи всегда такие радостные. То, как проявляются его мужские качества по отношению к тебе, меня поражает.
– Сколько сейчас Ване лет?
– Он же мог впасть в слезы, устроить истерику.
– Мань, а ты в шесть лет о чем мечтала?
– Тебя отдавали в интернат на пять дней?
– Получается, что ты теперь Ваньке это с лихвой додаешь…
– А как себя ведет? Знаешь, бывает, мы считаем, что родители в этот момент нелепы…
– Знаешь, ты сейчас напомнила мои отношения с мамой. Мама – это было мое все. Почему-то не могу забыть одну вещь. Как однажды я сказал (а был еще младше, чем Ваня): «Мам, у меня на ногах две родинки. Зачем они?» И мама отвечает: «Как зачем? Если ты вдруг потеряешься, я тебя найду по этим двум родинкам».
– Да. И я это все чаще вспоминаю. И вот про Ваньку я думаю, как он в себя все вобрал: у него пытливый ум твоей мамы, твоя актерская чувствительность. А бесконечные истории проявлений его юмора!
– Я его шутки уже коллекционирую, и они мне безумно нравятся. Про гениев, например. Как она звучит?
Тяжелое расставание с дельфинами
– Ты с ним много путешествуешь. А он понимает, что вот это за окном – Испания, а это Таиланд?
— Он понимает, что это классное приключение. Поэтому когда я в будний день говорю: «Ванек, поехали!», он с восторгом отвечает: «Куда? В Эмираты?» Я: «Нет, в «Ашан»!" Понимаешь? Он каждый раз готов. Я стараюсь с ним вести себя так, как хотела бы, чтобы вели мои родители. В силу возраста, в силу того, что я была не единственным ребенком, в силу того, что это было другое время, все было иначе. Поэтому сейчас: «А вот если бы я была на месте Вани…» И все! «Леголенд», пятое-десятое.
– А где вы были с ним? В «Диснейленде» были?
– Как он реагировал на дельфинов?
– Которые могут не принять. Вы где плавали?
– А я в Сочи. И тебе скажу: несмотря на обученность… Это как лошади. Красивые животные, но все равно ты видишь силу природы. С человеком хотя бы можно договориться – и то не всегда. В дельфинах есть какая-то улыбчивость, но и своенравность тоже. Как и в людях.
Иллюзия нужна и на сцене, и в жизни
– Давай.
– У меня такое бывает тоже. Но есть история, которую я всегда привожу в пример. Я ехал на Дальнем Востоке в поезде. В пути больше суток. Стою в тамбуре, ночь, проходят девчонки, которые еще не ложились спать, веселые. «Максимка, можно с тобой сфотографироваться?» Подружка моя говорит: «Девочки, ну отстаньте от него, он устал». И вдруг в ответ: «Устал? От чего он устал? Вот мы мосты строим, мы устали». Почему-то я так это запомнил. Понимаешь, в чем дело. Любой труд труден, если он по-настоящему. И мне ничего не стоит сфотографироваться, это у них же останется на память снимок, где я бледный-кривой-косой. Но зато они скажут: он не обманул наши надежды. Станиславский говорил: «Зачем на сцене создавать иллюзию, а в жизни ее разрушать». Другой вопрос, я не очень люблю, когда начинается панибратство.
– Он не отделяет себя от тебя. И дай бог, чтобы так оставалось подольше.
– А как он представляет себе такие вещи?
Я жду не чуда, а простых вещей
– Знаю, что он любит готовить. А уже появляются фразы: «Мама, я стану тем-то»?
– Я могу его познакомить с Виктором Петровичем Савиных, который был на борту «Салюта». С его семьей я дружу.
– Вообще, любовь стоит того, чтобы рисковать? Или Ваня – это твой центр планеты, твое мироздание? Ты допускаешь, что все-таки может быть еще что-то? Потому что я понимаю, что такое материнская любовь, я вырос в ней.
– Судя по тому, как ты живешь и как растет твой сын, как тебя воспринимают в коллективе, тебя обожают все.
– Потому что ты человек такой. Ни у кого не может возникнуть желания сказать: «Маша – это мать-одиночка».
– И рядом растет мужчина, с которым ты не будешь чувствовать себя недолюбленной. Я рад, что сложился такой разговор. Мне кажется, у нас стало на одну точку соприкосновения больше. И остался единственный вопрос, который меня волнует: Новый год, что ты ждешь от него?
Досье
Родилась: 4 августа 1977 года в г. Москве.
Образование: ВТУ имени Б. В. Щукина.
Карьера: с 1998 по 2011 год работала в Театре сатиры. Снялась более чем в 70 фильмах и сериалах, в числе которых «Две судьбы», «Парфюмерша», «Склифосовский» и другие.
Семья: сын Ваня, 6 лет (от брака с актером Денисом Матросовым).