У коллеги Галины на этой почве – настоящая семейная драма, хеппи-энд в которой пока не просматривается.
— Мой отец, отметив 75-летний юбилей, на старости лет решил жениться, – делится своей проблемой обескураженная женщина. — Я к этому его решению отнеслась без восторга, но с пониманием: мамы нет уже три года, и он от одиночества затосковал. Предлагала ему переехать к нам с мужем – не согласился. Зачем, говорит, я буду вам мешать? Да и привык я один, сам себе хозяин, в уходе пока не нуждаюсь. Я как могла старалась скрасить его одиночество: пару раз в неделю приезжала к нему на другой конец города, вкусностями всякими баловала, летом с собой на дачу возила. Бытовых проблем у отца не было, со всеми домашними делами он отлично справлялся, более того, очень любил возиться с уборкой и особенно с готовкой. Мне только стирку и мытье окон доверял. Так еще при их совместной жизни с мамой повелось: она была увлечена работой, а он – домашним хозяйством, и обоих это устраивало. Родители вообще очень дружно жили. Возможно, потому, что абсолютно друг на друга не похожи: она – заводная и энергичная, а он – спокойный и рассудительный. Мама была «бюджетообразующей» основой семьи, всегда зарабатывала больше папы. Зато она представления не имела, как торговаться на рынке, оплачивать коммунальные счета или вызывать водопроводчика. Мама, уже будучи в пенсионном возрасте, до последнего дня трудилась на солидной должности в научно-исследовательском институте, просто горела своей любимой работой. Там и сгорела: прямо на рабочем месте у нее случился ишемический инсульт. Два дня в реанимации – и врачи беспомощно развели руками.
Отец был безутешен. Неожиданный уход мамы он перенес тяжелее меня. Целый год в любую погоду ходил на кладбище и плакал, не стесняясь слез. Я перепугалась: длительный стресс в таком возрасте чреват серьезными последствиями. Но не зря говорят, что время лечит: папа стал понемногу успокаиваться и вновь проявлять интерес к жизни. Тут-то то и появилась у него Мария Васильевна.
Эту женщину я знала с детства, она жила этажом ниже, а работала до пенсии в мини-маркете, расположенном в соседнем доме. Мне ее всегда было жаль: муж – алкоголик, а сыновья – первые во дворе шалопаи, обеспечившие матери раннюю седину. Сколько помню, она всегда ходила со сдвинутыми, как у Пьеро, бровями, своим выражением лица воплощая все мыслимые и немыслимые несчастья. Впрочем, причин радоваться у нее и вправду было немного: муж к сорока годам допился до белой горячки и однажды просто не вышел из очередного запоя, а подросшие сыновья уверенно двинулись по его стезе.
И вот совершенно неожиданно у отца начались отношения с этой женщиной. Я не знала, как на это реагировать. С одной стороны, два одиночества потянулись друг к другу, а с другой – очень уж типаж Марии Васильевны не похож на мамин. Мне казалось, что отца не могут привлечь вечное нытье, жалобы на жизнь и на проблемы со здоровьем. Было бы логично, если бы он увлекся женщиной более энергичной и позитивной, но как бы то ни было, они с соседкой стали жить вместе. Муж, увидев, что отцовское решение меня озадачило, успокоил: мол, с возрастом приоритеты меняются, и раз отец сделал такой выбор, значит, ему с этим человеком комфортно.
Однако, приезжая к папе повидаться (чему он, кстати, радовался все меньше и меньше), я с неприятным удивлением отмечала, что квартира стала похожа на захламленный сарай, а сам он ходит в рубашках сомнительной свежести. И это мой отец, чей бытовой перфекционизм порой не знал границ! Мария Васильевна тоже фланировала по квартире в засаленном плюшевом халате и с трудом скрывала раздражение от моих визитов. Как следствие, навещать отца я стала реже, старалась ограничиваться звонками. Хотя и разговоры по телефону былого удовольствия не приносили: отец постоянно ворчал, что все плохо, а виноваты во всех бедах власть и расплодившиеся по свету колдуны. У меня от этих бесед волосы дыбом вставали: отец никогда не был склонен к мракобесию, а к житейским проблемам относился философски. Но теперь папа стал абсолютно неузнаваем! Не зря, видимо, говорят, что с волками жить – по-волчьи выть.
И вот недавно, позвонив ему, узнала ошеломляющую новость: они с Марией Васильевной расписались. На мой вопрос, зачем ему это было нужно, папа замялся и промямлил, что на оформлении отношений настояла его нынешняя половинка. Меня словно током ударило: кажется, я поняла, зачем соседке на старости лет потребовался штамп в паспорте. «Папа, а скажи мне, Мария Васильевна с тобой не только расписалась, но и на правах жены у тебя прописалась?» – напрямую спросила я. И приросла к полу, услышав утвердительный ответ. Более того, отец сказал, что переписал квартиру на свою новую супругу. Квартиру, заработанную моей мамой! «Зачем ты это сделал? У тебя же еще внучка есть!» – я не могла сдержать слез. Отец в ответ что-то сбивчиво тараторил, что у нас с мужем и так все хорошо и мы сумеем обеспечить жильем своего единственного ребенка, а вот о несчастных сыновьях Марии Васильевны и позаботиться-то некому. «Надо быть милосерднее, дочка! — назидательно сказал он, стараясь поскорее завершить сложный для него разговор. — Зато Маша сказала, что тебе не нужно будет за мной ухаживать, когда я не смогу себя обслуживать. Все хлопоты она возьмет на себя».
Ну кому еще за кем в итоге придется ухаживать, время покажет: Мария Васильевна со своими регулярными гипертоническими кризами та еще сиделка! Конечно, отца в критической ситуации я не брошу и свой дочерний долг выполню. Но с каждым днем во мне крепнет готовность оспорить отцовское завещание. Я не хочу, чтобы из-за старческой глупости семейное имущество, нажитое нелегким трудом, ушло к тем, кто проявил чудеса нечистоплотной предприимчивости. Муж, которому вся эта ситуация тоже крайне неприятна, тем не менее говорит, что это сутяжничество и ввязываться в судебные разборки не стоит. А я считаю, что должна восторжествовать справедливость. И очень жалею, что, занимаясь после ухода мамы приватизацией, оформила квартиру на отца, а не на себя или свою дочь. Я тогда боялась обидеть его таким решением, а он сейчас не испугался огорчить меня своим.