Василий Ливанов: откровенное интервью 2019

Василий Ливанов: «Я знал, что у меня будет двое сыновей и голубая машина» — В роли Шерлока Холмса
Фото
пресс-служба Василия Ливанова

– Самый мой любимый партнер – это Виталий Соломин, – вспоминает Василий Борисович. – Мы семь лет были вместе. Невероятно сдружились, и жены наши, и дети.

– Сейчас с братом его общаетесь (Юрий Соломин – художественный руководитель Малого театра. – Прим. «Антенны»)?

– С Юрой? Иногда. У них были сложные отношения, но я в это не лезу, раз Виташа не сказал, значит, мне и не нужно знать. Он мне ничего не говорил, при этом я о нем практически все знал. Часто в разных ситуациях думаю: а как бы к этому отнесся Виташа? Соломинская оценка для меня очень важна. Был просто замечательный, изумительный человек. Такая преданность искусству, такое стремление к совершенству в профессии редко встречается. Он, конечно, осознавал, что все его работы были успешными, но это не снимало с него требовательности к себе. Он их анализировал и хотел сделать еще совершеннее. В этом его индивидуальность.

– Вас нарекли лучшим Шерлоком Холмсом всех времен и народов. Как считаете, можно было и его назвать лучшим доктором Ватсоном?

– Думаю, если бы он был жив, то королева Елизавета II наградила бы орденом Британской империи не только меня, но и его тоже. Это же дуэт, они неразделимы: Дон Кихот и Санчо Панса, Шерлок Холмс и доктор Ватсон.

– Вы как-то сказали, что любовь в кино сыграть можно, а дружбу невозможно. Почему?

– Кино – это мистическое искусство. Перед вами на простыне бегают какие-то цветные тени, а вы им верите. В этом заложено что-то нам недоступное, подсознательное, какой-то элемент мистики. Я считал, что если мы играем двух близких друзей, то должны быть близкими друзьями, и тогда это дойдет до экрана. На экране можно показать любовь прикосновением, взглядом, а как сыграть дружбу? Да никак.

– В одной из своих первых работ, картине «Коллеги», вы снимались с Василием Лановым. С ним поддерживаете отношения?

— Да, он меня лично приглашал на недавний юбилей. Вася учился на курс старше меня. Потом из-за съемок его на четвертом курсе понизили на год, и выпускался он уже с нами. Мы с ним играли дипломный спектакль, в котором у меня была небольшая роль турецкого бандита. Наши товарищеские щукинские отношения сохранились на всю жизнь. Однажды мы с ним поссорились из-за какой-то ерунды. А вскоре мне позвонил художник Борька Бланк и сказал, что режиссер Карасик хочет попробовать меня на роль Дзержинского в фильме «Шестое июля». Тем более что я уже в этой роли снимался в «Синей тетради». Я сделал фотопробы и на «Мосфильме» узнал, что в этой роли уже почти полностью снялся Вася Лановой. Но он поссорился с Карасиком, который и убрал его. Тогда я отказался сниматься и сказал, что это неэтично: мы оба актеры, а Вася еще и мой товарищ. После этого я как-то зашел в ресторан ВТО (ныне «Дом актера». — Прим. «Антенны»), где за столом сидел Лановой, он подошел ко мне и обнял.

Отец попросил проверить друга мои способности

– Скоро планируется премьера фильма вашей режиссерской работы «Медный всадник России». Картина о памятнике – нестандартный выбор.

— Десять лет назад я прочел в «Литературной газете» письмо преподавателя Высших курсов режиссеров и сценаристов, который во время собеседования спросил у человека с высшим образованием, кому стоит в Петербурге памятник на Сенатской площади. И петербуржец ответил: Скобелеву. Я был потрясен! Когда мы делали фильм о фильме, режиссер Манукян опрашивал разных молодых людей о памятнике Петру Первому. Почти никто не знал. Это образовательная катастрофа.

– Откуда у вас, коренного москвича, такие интерес и любовь к Питеру?

– Когда я родился, мой отец (народный артист СССР Борис Ливанов. – Прим. «Антенны») снимался там в фильме «Дубровский». А в Москве меня опекал старый друг отца Василий Иванович Качалов, в честь которого я назван. Мне исполнилось две недели, и мама повезла показывать меня папе в Питер, где мы жили в гостинице «Астория». Поэтому я считаю себя отчасти петербуржцем.

– Часто там бываете?

– Часто. Мальчишкой ездил с родителями, семь лет снимался в «Шерлоке Холмсе».

– Не возникало желания переехать?

– Никогда. Я типичный москвич. Когда поезд подъезжает к вокзалу и играет гимн Москвы («И врагу никогда не добиться, чтоб склонилась твоя голова…»), это до слез. Я очень хорошо знаю старый город, где складывалась моя уличная жизнь. У моего поколения были две разные жизни – домашняя и уличная, которые никак не соединялись.

– Вы были хулиганом?

– Да, мы все были хулиганами с драками, приводами в милицию. Наш двор делился на три части, в каждой из которых своя команда – мы то дружили, то ссорились. Шла война, и мальчишек в городе осталось больше, чем мужчин. Город принадлежал нам. А потом в милицию пошли бывшие фронтовики, и они очень хорошо повлияли на нас, потому что не относились как к шпане.

– А театр вас привлекал как сына артиста?

– Конечно, я ходил на спектакли МХАТа. Отец считал, что я стану актером по его с дедом традиции. Но вдруг бы оказалось, что у меня способности не очень? И поскольку я неплохо рисовал, то поступил в московскую среднюю художественную школу при Суриковском институте. Окончил ее и понял, что без актерства не проживу. Ничего не говоря родителям, пошел в Щукинское училище в надежде поступить на факультет театральных художников. Но туда не было набора, и я решил пробоваться на актерский. Когда я об этом рассказал отцу, тот позвонил своему другу Рубену Симонову, который работал в Вахтанговском театре, и попросил прослушать меня на предмет способностей. Мол, если их не окажется, то гнать в шею. Пять ведущих актеров театра полтора часа гоняли меня по поэзии. А я знал и Маяковского, и Блока, и Пастернака и Пушкина, конечно. Потом дома отец признался, что Симонов сказал: я на верном пути. Таким образом, я получил благословение Рубена Николаевича, а отец никак не вмешивался в мою учебу. Да и я не лез к нему с вопросами, потому что рано понял, что не должен ему в профессии подражать, а искать свой путь, амплуа. Мне было 28 лет, а я уже снялся в «Неотправленном письме» и «Коллегах». На одном семейном празднике отец объявил перед всеми, что принимает меня как актера и уважает мой образ жизни. А до этого мы вместе снимались в «Слепом музыканте», и он подсказал манеру поведения героя. Мне это очень помогло.

У меня был усредненный баритончик

– Когда вы сорвали голос во время озвучивания на морозе «Неотправленного письма», вы же еще не знали, что это станет вашей фишкой, приобретением на всю жизнь...

– Великий итальянский актер Сальвини сказал, что актер – это голос, голос и голос. Он имел в виду индивидуальное, запоминающееся звучание, что является плюсом в профессии. И я тогда понял, что «выиграл» миллион. А так у меня был усредненный баритончик. Как-то мы ехали из Питера в одном купе с Володей Высоцким и заговорили о том, как ему издать книжку для детей, а я к тому времени уже выпустил сборник сказок. Разговор продолжили в тамбуре, очень эмоционально. Внезапно появилась голова молоденькой проводницы: «Я в жизни двух таких голосов не слыхала».

– У вас голос очень похож на отцовский…

– Да, и я могу им говорить, но это будет специально. У него был органный голос и абсолютный музыкальный слух. Он очень любил моего самого близкого друга, композитора Геннадия Гладкова, с которым мы дружим уже 76 лет со второго класса школы. Он, кстати, написал потрясающую музыку для «Медного всадника России».

– У вас никогда не было желания превзойти отца?

– Нет. Я недавно получил письмо из Америки от друга-биолога, который уехал туда много лет назад, и теперь пишет, что я более знаменит, чем отец. Ну и что с этого? Я рад, что не подвел папу. У него был рак поджелудочной железы. Помню, как мне позвонили от доктора Вишневского, у которого отец лежал в больнице, и сказали, чтобы я приезжал. Вишневский рассказал про болезнь: «Это театр, я вылечить не могу». Болезнь была вызвана подсознанием, психологическим состоянием. Тяжелое время. Отец, любимый ученик Станиславского, ушел из МХАТа, который рухнул. Для него это стало страшным ударом. Ему предложили взять Театр Пушкина. Отец согласился с условием, что ему разрешат набрать труппу заново. Сказали «нет». Тогда он отказался, не захотел работать с чужим коллективом. А к нему в труппу многие хотели, Олег Стриженов, например.

– Почему вы не пошли служить в театр?

— Я выходил на сцену Вахтанговского, будучи студентом. Мы все выходили. Кто-то в массовке, кому-то давали крошечные эпизоды, например, мне. Славка Шалевич и Женька Жуков получили роли, а я нет. И тут меня пригласил Калатозов сниматься в фильме «Неотправленное письмо». А в театре мне не особенно нравилось. Эти фальшивые «здравствуйте» каждый день… Я написал заявление с просьбой дать мне годичный творческий отпуск, что было можно по закону. Собирался вернуться, но потом попробовался в фильме «А если это любовь?». Режиссер Райзман показал фотографии других претендентов и признался, что у меня взрослые глаза, а не мальчика-десятиклассника, и спросил, есть ли у меня интересные работы в театре. Я ответил, что нет, и он посоветовал мне уходить. Опыт подсказывал ему, что я буду очень много работать в кино. Благодарен ему по гроб жизни. Он меня отвадил от театра, и я стал много сниматься.

Хозяйка нашего дома – внучка. Ей год шесть месяцев

– В этом году вы с супругой Еленой Артемьевной отметите кашемировую свадьбу – 47 лет в браке. Как вы поняли, что эта женщина будет вашей женой?

— Такая информация поступила мне сверху, и я озвучил ее своему другу – художнику Максу Жеребчевскому. Тот сказал, что я придурок. Я ему еще сообщил, что она родит мне двух сыновей и у меня будет маленькая голубая машина. И когда все это случилось, включая голубую машину, Макс признался, что ему иногда страшно со мной разговаривать. Еще был такой случай. Один из моих ближайших питерских друзей, Кирилл Ласкари, сводный брат Андрея Миронова, был классным остроумным парнем, талантливым характерным танцором. У него случился роман с Нинкой Ургант, и они приняли взаимную влюбленность за брачные отношения. Как обычно, это кончилось скандалом и развалом. Расставшись с Ниной, Кирка страшно приуныл, стал жаловаться, что жизнь кончилась и он никому не нужен. И тут на меня снова снизошло. Говорю ему: «Кира, завтра раздастся звонок, тебя пригласят на интересную работу. Там ты встретишь девушку, женишься на ней, и она родит тебе сына». Он тоже назвал меня придурком. Утром ему позвонил и позвал к себе режиссер Квинихидзе, пригласил балетмейстером в «Соломенную шляпку». Там Кирка встретил Иру Магуто, женился на ней, и она подарила ему сына!

– Старший сын Борис продолжает вашу актерскую династию…

– Отчасти, основное его занятие – литература.

– Значит, ему передался и ваш писательский талант. А младшему, Коле, – живопись.

– Коленька в маму, она ведь заслуженный художник РФ. На «Медном всаднике России» работала консультантом по костюмам.

– Мы оценили куклы в «Гофманиаде» (кукольный мультфильм студии «Союзмультфильм», снятый по мотивам четырех сказок Эрнста Теодора Гофмана, признали лучшим анимационным фильмом 2018 года на кинопремии «Золотой орел». – Прим. «Антенны»).

– Но это не лучшая ее работа. У Лены изумительные вещи в «Зимней сказке», мистической шекспировской драме «Буря», в фильме «Чудотворец».

– Как оцениваете талант сына Бориса?

– Я его оцениваю как очень талантливого человека. Его книжка стихов была на конкурсе «Золотой витязь», в жюри которого присутствовали Валентин Распутин и другие известные литераторы. Борька получил бронзовую награду за стихи. Это не шутки. А в личную его жизнь я никак не вмешиваюсь, ему самому грести.

– С внучкой вы близки?

– Внучка Ева – инвалид по рождению. Ей 16. Она лишена слуха и ходит с аппаратиком. Она заговорила благодаря Лене, которая носилась по врачам и добилась операции. Мы с ней недавно обсуждали, кем она хочет быть после окончания школы. Призналась, что самое лучшее – это работать визажистом в кино. В моем фильме она снялась в роли одной из фрейлин. Для Евы это было невероятным событием сняться в историческом фильме в такой красоте – кареты, платья…

– Сколько у вас всего внуков?

– Три внучки и один внук. От первого брака у меня дочь Анастасия, художница, и у нее Ксюшка – моя первая очень красивая внучка. Ей уже 20, она студентка. А младшая, очаровательная Алиска, – хозяйка нашего дома. Ей все принадлежит. Ей год шесть месяцев.

Елена Мильчановска