Валерий Леонтьев личная жизнь: интервью 2016

– Ваши костюмы – просто одежда или один из способов самовыражения?

— Конечно, второе. И не только те костюмы, которые предназначены для сцены. С ними как раз проще – они просто дополняют и усиливают тот сценический образ, в котором я нахожусь, исполняя ту или иную композицию. Но есть еще одежда для обычной жизни, которую зачастую приходится выбирать из соображений конспирации – в ней ты должен остаться неузнанным в общественных местах: аэропортах, магазинах, ресторанах. Ты обязан одеться так, чтобы раствориться в толпе, стать незапоминающимся, практически безликим. Это задача уровня хорошего агента. И я за жизнь научился ее неплохо решать.

Леонтьев: «Я взялся шить, чтобы шокировать публику» — «Примерно так я могу одеться, например, на отдыхе»
Фото
администрация артиста

– Как в вашем детстве обстояли дела с вещами? У родителей была возможность часто покупать вам новую одежду?

— Я вырос в простой семье, без особого достатка, да что там говорить – откровенно небогатой. Добавьте сюда удаленность от больших городов, таких как, скажем, Москва, Ленинград, плюс вечный советский дефицит. Так что речи о какой-то заграничной, особенно дорогой и красивой одежде для меня никогда не шло. Одевался, как все мальчишки того времени: брюки, рубашки, свитеры. Но уже тогда, в старших классах, я начал заниматься в драмкружке и, конечно, как все другие его участники, был озабочен проблемой найти, а то и изготовить те костюмы, в которых нам предстояло выходить на сцену. Я тогда не шил – этим занимались девочки или их мамы, но все вместе мы что-то искали в магазинах, придумывали, моделировали.

– Кто из ваших близких рукодельничал? Откуда у вас это увлечение?

– В детстве шить не учили, никто из близких не видел меня ни портным, ни модельером. Мама умела шить как все советские женщины, в общем, неплохо, хотя профессиональной портнихой не была. Шить я научился, когда эстрадное пение стало моей профессией.

– Какую вещь изготовили первой?

— В начале 70-х годов взяться за иголку и нитку меня заставило желание выходить в сцену в тех костюмах, которые рождало мое воображение. Сначала я пытался свои костюмы все-таки сшить у профессионалов. Рисовал эскизы акварельными красками, цветными карандашами, в общем, всеми доступными средствами и приходил с ними в так называемый Дом быта или комбинат бытового обслуживания, где как именовалось. Показывал свои рисунки, и тут начиналась потеха. Сбегались все – от уборщицы до директора и, смеясь, доказывали, что это нельзя сделать: не существует такой фурнитуры и крой такой невозможен… Ну и что мне оставалось? Я научился все кроить сам, а потом и отшивать. Тогда был в моде клеш. Своим балетным, они же все худые, я кроил из одной длины, на полных людей требовалось две. Так что я и из двух длин кроил, и из одной, обшивал, в общем, коллектив. Но это не от какой-то большой любви к швейному делу. Просто отсутствие костюмов было препятствием на моем пути к воплощению задуманного на сцене, и я его таким образом преодолевал. Свой первый костюм я надумал сшить в 1973 году. Нарисовал эскиз. Ткани мне достали и отделочную фурнитуру тоже. Это была такая то ли рубашка, то ли гимнастерка, очень приталенная, а к ней бриджи и белые сапоги на платформе, высокие. Сапоги мне сшили из белой лаковой кожи. Хотя, возможно, это была клеенка, но мне тогда подобные мелочи казались не важными. Костюм был атласный, а на груди красовалась вышивка – огромный мотылек. По тем временам все это было очень сильно. И я познакомился с каким-то закройщиком, которого уломал немного помочь за бутылку коньяка. Тот костюм служил мне долго.

– Он сохранился?

— Нет, первые костюмы не храню. Я же много работал в них, и от постоянного использования, гастрольных перевозок в набитых чемоданах, вечных стирок, сценического дыма они поизносились и превратились в тряпки. Что там хранить? Костюмы органично смотрятся, когда они в работе, на артисте, когда сшиты специально для него, для его образа, когда в них есть идея, им передана определенная энергетика… А в противном случае это просто груда пестрых тряпок.

– Как друзья-парни отнеслись к вашему увлечению?

– Очень хорошо. Все время ходили и клянчили, чтобы я им сшил что-нибудь фартовое. И я шил. Никому из друзей не отказывал! Группа моя в таких полотнищах щеголяла. Рубашки получались похуже, а брюки очень лихо. Швейная машинка была, я мог за день сварганить обновку.

– А как за модой следили? Покупали журналы?

– Когда работал тесемщиком-смазочником на льнопрядильной фабрике или клал кирпичи на стройке в Анапе, я особо модным парнем, наверное, не был. Не каждая профессия к этому располагает. А когда вышел на сцену – тогда да, увлекся всерьез. Мне хотелось революций, потрясений, эмоции рвались наружу и требовали образов, костюмов, неожиданных решений, ну и шока у публики, не без того. Журналы модные, выкройки покупали с переплатой, потом уже привозили из-за границы во время первых гастролей, кое-как переводили с польского, венгерского, болгарского, где-то просто догадывались по картинкам, о чем там шла речь. Но куда чаще я придумывал костюмы сам.

− Имидж какого артиста вас вдохновлял?

− Я, конечно, присматриваюсь к нарядам мировых звезд, обращаю внимание, во что одеты на сцене, скажем, Элис Купер и Оззи Осборн, но тупо никого не копирую. У меня свой путь на сцене, и мне нужна для его прохождения своя собственная одежда.

– Где брали ткани для нарядов? Все же дефицит был страшный…

– Опять же как все – у фарцовщиков. Когда выезжали на международные конкурсы, покупали что-то у коллег из стран соцлагеря. Помню, для рок-оперы «Джордано» мне требовались золотые плавки – такой был костюм. Так я купил у польской певицы бюстгальтер, сшитый из фартового золотого материала, за две бутылки водки и за ночь сшил из него себе костюм... Ну как костюм... Одел обнаженного Джордано до такой степени, когда уже можно показаться на сцене. Практически-то он, то есть я в его образе, был на сцене голым.

– Как публика встретила ваши экстравагантные наряды?

– Само собой, по-разному. Кто-то, возможно, считал, что это слишком откровенно, даже где-то вульгарно, но это были люди в возрасте, привыкшие, что артист на сцене должен стоять по стойке смирно и быть облаченным в строгий костюм. А вот девочкам очень нравилось и, что самое главное, нравится и поныне.

– А КПСС, пресса? Сильно ругали? Бывало, что из-за имиджа «вызывали на ковер»?

– Да, конечно, и ругали, и осуждали, и запрещали, и даже переодевали. На своих первых эфирах на телевидении я, например, в костюме. И когда надо было меня продемонстрировать комиссии, сразу выдвигалась эта запись – достаточно приличного молодого человека при галстуке и с «Дельтапланом» на устах. А потом на сольных концертах уже начинался разгуляй.

– Как вас встречали в западных странах соцлагеря?

— На Западе меня звали русским Майклом Джексоном. Но я этим не хвалюсь, потому что мне быть Валерием Леонтьевым нравится больше. Просто иностранцам нужны были какие-то ориентиры, чтобы как-то себе представить, осознать, что это за артист такой из спрятанного за железным занавесом СССР. Да, у них такие наряды были не в диковинку, но им все очень нравилось, и к тому же мои костюмы ломали стереотип, что люди из СССР все сплошь в гимнастерках или в телогрейках.

– Сколько у вас концертных нарядов?

– Несколько сотен. Но некоторые костюмы я иногда достаю из набитых гардеробов и использую заново. Я сохраняю свой размер десятилетиями и мне подходят мои старые вещи. К тому же я их очень аккуратно ношу.

– С Филиппом Киркорым не мерялись коллекциями?

— Филипп куда больше внимания придает значение одежде в повседневной жизни, он специально, скажем, ездит на шопинг в Милан, покупает вещи известных дизайнеров в Штатах. Я уже этим всем давно «наелся». Тоже, конечно, покупаю, но без фанатизма, просто по случаю. А что касается сценических костюмов, у нас настолько разные фигуры, что сравнивать наши наряды просто бессмысленно.

– Кто вам шьет одежду сейчас?

– Когда я увлекся большими постановочными шоу, когда появилась единая идея выступления, отдельные песни слились в общий спектакль, меня, конечно, уже начали обслуживать профессиональные дизайнеры. И сегодня я работаю с питерским дизайнером Татьяной Кудрявцевой. Я, конечно, продолжаю участвовать в создании костюмов, многие вещи придумываю сам, но на исполнение своих идей уже времени не хватает.

– С кем из модельеров поддерживаете дружеские отношения?

– У меня со всеми в шоу-бизнесе ровные приятельские отношения. Но я в силу своего характера скорее отвечаю на дружбу, чем являюсь ее инициатором. Чаще других из наших известных дизайнеров со мной общается Слава Зайцев, у которого, кстати, недавно тоже был день рождения – я его поздравляю.

– Какой предмет гардероба, когда-либо подаренный вам, для вас очень дорог? Почему?

– Когда-то я поставил себе первую на пути к сегодняшнему своему состоянию задачу – поехать в столицу Коми Сыктывкар на конкурс. Меня тогда многие люди отговаривали, и девушка, с которой я тогда был, говорила: «Ну куда ты?» А у меня уже существовала цель, надо же было с чего-то начинать! И она мне говорила: «Да, конечно-конечно, это правильное решение, ты должен. Но только вот я тебе тут свитер вяжу, а если ты уедешь, я его не довяжу, его же надо примерять постоянно...» Но я не купился на это обещание довязать мне свитер и уехал. И вот этот предмет гардероба, который я мог бы иметь, но променял на конкурс, он мне дорог, я про него, бывает, вспоминаю в самом разном контексте.

– Ваши костюмы и по сей день вызывают ажиотаж и громкие заголовки в прессе. Не хотелось после этого облачиться в строгий смокинг? Или все ради эпатажа и делается?

– Это не эпатаж, во всяком случае, не эпатаж как самоцель, просто костюм придаёт завершенность образу. А смокинг я последний раз надевал, кстати, совсем недавно, в минувшем декабре, когда мне в ходе церемонии прохождения Первой Национальной премии вручали специальную номинацию: за уникальный вклад в становление российской эстрадной музыки. На церемонии был заявлен дресс-код Black Tie, а это смокинг. Но поскольку я просто ненавижу, когда галстук стягивает ворот, то надел его на эту церемонию на оголенную шею, у меня есть специально сшитая белоснежная рубашка с отложным воротником, которая это позволяет. Таким образом даже в смокинге, не нарушив ни в чем дресс-код, я остался Валерием Леонтьевым со своим стилем одежды и, хотелось бы верить, своим собственным шармом.

Всеволод Еремин