Юрий Кузнецов: «Дочь мной командует — и правильно делает»

– Не знаю, получится ли у нас разговор, я сейчас на даче и в таком расслабленном состоянии даже не знаю, какими мыслями смогу поделиться.

– Давайте попробуем. Юрий Александрович, вы чем на даче-то занимаетесь?

– Не хотел об этом говорить, потому что до сих пор Кузнецов и парник были вещи несовместимые. Хотя я и из рабоче-крестьянской семьи, мама и папа из деревни, я там рос, корни мои там. Но как-то все это мимо меня проходило, а тут попробовал и понял: огурчик с собственной грядки — такое удовольствие! И теперь этому не сопротивляюсь. Но нужно и убирать сорняки, и поливать — вот этим и занимаюсь.

– Самое время в «Инстаграм» (запрещенная в России экстремистская организация) фото с урожаем выкладывать. Я вот не рассчитывала найти вас в соцсетях, но в поисковике выпал ваш «Инстаграм» (запрещенная в России экстремистская организация). Правда, там всего пять публикаций, последняя в феврале прошлого года. Неинтересно все это оказалось?

– Даже не знаю, откуда это, может, Саша, дочка, организовала, хотя, думаю, сказала бы. Мне уже эти вещи не по возрасту, никакого удовольствия не приносят, иногда думаешь: книжки не все прочитал, а тут такое. Я только телефоном и пользуюсь, а в эти дебри не лезу.

– Один на даче время коротаете?

– Один. Внук Коля приезжал, у него работа и один выходной, вторник, посидели, что-то поделали. Саша со мной три дня была и тоже на работу. Дочка такая рукастая, чистюля, приехала и давай: папа, надо вот это, вот то, что ты в телик уперся. Она мной командует, да и правильно делает. Я сразу начинаю шевелиться.

– Саша поступала на режиссера игрового кино, окончила уже?

– Она четыре года училась в КИТе (Санкт-Петербургский государственный институт кино и телевидения. — Прим. «Антенны). И ушла с моего разрешения и нашего обоюдного согласия. Там совершенно не тот уровень образования, который хотелось бы получить, никакой практики и вымогательство денег с родителей. Сейчас она — ассистент по актерам, это серьезная работа, большая ответственность. Уже второе кино ведет, занимается не кастингом и не чай-кофе подать, а билетами, проживанием, графиками.

– Хотели бы, чтобы дочь вернулась к режиссуре?

– Я не человек направляющий: вот папина рука, куда показал, так и будет. Пусть наберется опыта, это только на пользу, поймет, как делают кино с основ, с мелочей. Часто директорами, режиссерами, продюсерами становятся те, кто сначала канат на площадке таскал. Эта практика необходима. Мечты о режиссуре Саша не оставляет, а я ее не тереблю. Все идет органично, естественно. Как и в моей жизни было. Я никуда особо не торопился.

– Когда Саша выбирала профессию, советовалась с вами или сама принимала решение?

– Думала сама, а советовалась со своей мамой, которой уже нет (Ирины, второй супруги актера, не стало в 2012 году. — Прим. «Антенны»). Саша со мной по киноэкспедициям с трех лет ездила. Я везде брал семью. Когда мы в Оренбурге три года снимали «Русский бунт», ее Сережа Маковецкий и Юра Беляев на руках нянчили. Так что она кино не с маминым молоком впитала, а с папиным участием, и не чужда этой профессии изначально.

– С младшей дочкой, видимо, общих тем для разговоров немало? Чаще понимаете друг друга или случаются разногласия?

– У нас с Сашей нет проблемы отцов и детей. Конечно, она более продвинута как всякая молодежь в техническом плане и в теоретическом, я больше практик, да и разглагольствовать не большой мастер. Но с ней мы много беседуем, болтаем, особенно по вечерам, когда приезжает со смены. Какие-то разногласия, конечно, возникают, свойственные разному возрасту. Все-таки у нас 50 лет разницы, но ничего серьезного, как-то все утихомиривается, скандалов многодневных никогда не было.

– Саша в самостоятельную жизнь уже ушла или с вами пока живет?

 — Не ушла, что меня беспокоит. Пора, 26 лет все-таки. Но с этой работой как? Это ж не на танцы сходить.

– То есть вы человек старой закалки: торопите, пора замуж, детей родить, отцу внуков?

– Нет-нет, старым я себя не чувствую, но какие-то привычки, представления есть. Хотя с ужасом думаю о том моменте, когда уйдет из дома.

– В теории хочется, а на практике больно отпускать…

– Вот именно. Саша говорит: «Я сниму квартиру». А я размышляю: ну зачем? Наверное, есть у нее причины. Но не потому, что мы плохо с ней живем или есть разногласия.

– Не знакомила Саша вас со своими любовями?

– Нет. Да я вижу, что нет никого. Приятельствует только, дружит со всеми, ее любят актеры, группа. Радует то, что она стала независимой от меня финансово. Это важный и приятный момент. Получает зарплату, премии. Родители всегда переживают, как ребенок определится в жизни, будет ли твердо стоять на ногах. Я за Сашу спокоен, доволен, что работа ей не в тягость, а в удовольствие. Единственный минус, из-за нее почти не видела лета, как отцу мне ребенка своего жалко.

– А как у вас с предложениями по съемкам?

– Перед вами оторвался от телефона, через пару дней отправлюсь в Москву на съемки. В сентябре за государственный счет полечу на родину, в Абакан, там будут снимать художественный фильм о Черногорске, что рядом с моим родным городом. У меня всего пять съемочных дней, но надеюсь увидеть родных, их уже немного осталось.

Раньше сняли пилот другой картины, где я играю дедушку девочки 10 лет. Осенью продолжим. Многие картины еще не вышли. «Непослушник» Володи Котта снимали осенью, я там тоже дедушку играю с бородой. У меня что-то последние роли бородатые. Так что по мелочам, но работа есть. Главное — процесс идет.

– Работа вам не в тягость?

– Нет-нет, что вы, в удовольствие. Но важно не то, что я в кадре, а то, что делом занят. Хотя, признаюсь, профессия эта мне никогда не нравилась. Позерство, грим, пудрить лицо — не мужское это все, но куда уж деваться. До сих пор умом не понимаю, зачем я в нее поперся. Не пытайте меня, почему. Но получилось, продолжаю и слава богу. Уже смирился.

– А если представить, что судьба иначе бы сложилась, не пошли бы в детстве в драмкружок, а потом дальше, в какой профессии себя видите?

– У нас в школе была практика, я там на сварщика учился, даже разряд какой-то получил. Но жалел, что не пошел на водителя. Половина класса там обучалась. В те времена как оскорбление звучало: шоферюга. За всю жизнь так и не решился водить машину, сейчас уже внимание не то, поздновато начинать. Жаль, что так сложилось. Радует, что Саша водит.

– Вы сказали, что не торопили события в жизни, доверялись судьбе, но ведь в свое время, прослужив 11 лет в Хабаровском драмтеатре, уехали жить в Омск работать в местном театре драмы, а через 6 лет отправились в Ленинград, где потом получили приглашение в театр комедии. Получается, все-таки не всегда плыли по течению…

– Да, когда в Хабаровске узнали, что меня приглашают в Омск, а тогда там был самый блестящий провинциальный театр страны, вызвали в крайком партии к секретарю по идеологии. Она заверила, если останусь, в начале сезона объявит, что мне присвоено звание заслуженного артиста СССР. В те времена это значило многое — и перспективы в карьере, статус, и несколько метров бесплатной жилплощади.

У нас с женой была хорошая квартира в центре города, дочка Наташа подрастала, все было налажено. Как сложится в другом городе, неизвестно. Сомневался, но не остался и не погнался за званием. В Омске был другой уровень театра, я перешел на роли, которые соответствовали по возрасту, ушел не потому, что было ближе к Москве или Ленинграду и я тихонько туда подбирался. Понимал, что в Хабаровске нет развития.

А потом мою фотографию в фойе омского театра увидел Виктор Аристов, второй режиссер Алексея Германа (я считаю его своим крестным отцом, хотя Герман всегда обижался). Пришел ко мне домой, мы говорили, и меня вызвали в Ленинград на пробы в фильм «Мой друг Иван Лапшин». Пробовался на главную роль, но Герман в итоге утвердил Андрюшу Болтнева, я сыграл начальника милиции. Когда картина вышла на экраны, на меня посыпались предложения о съемках в кино. В 1986 году, когда снимался на «Ленфильме», передали, что приглашают в Ленинградский театр комедии имени Николая Акимова. Позже узнал, что этому способствовал Олег Басилашвили, мы подружились на съемках «Противостояния».

Так что хоть я и принимал какие-то решения сам, верно говорят, что наша актерская профессия зависима от чужого мнения, взгляда на твои способности, от телефонного звонка и вопроса: не хотите ли сняться в кино? Мы от этого никуда не денемся.

– Тем не менее в кино у вас не было очень больших перерывов, это же такая актерская удача быть востребованным, оцененным… Получается вы счастливчик в профессии.

– Вот вы сказали, и я подумал, наверное, так и есть. Я работал с прекрасными режиссерами, замечательными актерами, ни о чем не жалею. Жаловаться — только Бога гневить.

Но паузы случались, иногда телефон по полгода не звонил, а, было дело, сам себе перерыв организовал в работе. В те самые сумасшедшие 90-е, когда студия «Ленфильма» закрылась, с семьей уехал в деревню под Ярославль. Я тогда на полгода ушел из профессии, из театра и из кино. Не знаю, для чего мне это надо было. Может, хотел ответить себе окончательно, кто я, мужик или артист. Вело меня какое-то подсознательное чувство.

Жили мы на берегу Волги в полуразрушенном домике, пекли картошку, гуляли по берегу и были счастливы. И как-то эти полгода перебивались, даже не знаю, на что жили, но никогда жена не говорила мне: ну нет кино, театра, может, пойдешь на эстраду, в клубы, три куплета, два припева, анекдотики, деньги-то надо зарабатывать.

А в марте 1994-го вернулись в Ленинград, где меня уже потеряли: «Кузнецов, ты где пропадал, мы тебя с собаками ищем». Я вернулся в театр, нашлась работа в кино, а в 95-м начались «Улицы…» (Сериал «Улицы разбитых фонарей» выходил несколько сезонов, его продолжением стали «Опера: Хроники убойного отдела», затем «Литейный». — Прим. «Антенны»).

– Если взять только последние работы с вашим участием, есть чем гордиться. Картина «Капитан Волконогов бежал» вошла в основную программу Венецианского кинофестиваля, будет претендовать на главный приз. В 2018-м тоже в Венеции был представлен фильм «Человек, который удивил всех» этих же режиссеров Наташи Меркуловой и Алексея Чупова, вы там тоже играли. Права на показ сериала «Эпидемия» купила компания Netflix. А вам какие работы особенно ценны?

– В кино выбирать режиссера или фильм — это как вопрос, кого любишь больше, папу или маму. Невозможно. Но чем сложнее роль далась, чем психологически она труднее, объемнее судьба героя, если тебе дают задачу на сопротивление, тем больше запоминается.

А если нет затрат, если это левой ногой, хотя я так не умею, то роль проходит мимо. Но значимость роли не зависит от количества съемочных дней. Вот в «Волконогове» у меня было пару дней съемок, а мне это стоило стольких усилий. Потому что там сложнейшая ситуация, жизненная, и этим роль дорога, когда много тратишься. Давайте ждать, когда фильм выйдет на экраны, с удовольствием его посмотрю.

– Есть зрители, которые знают и любят вас все-таки по Мухомору в «Улицах разбитых фонарей». Для вас это была история протяженная и энергозатратная тоже?

– Там одна затрата — тексты учить. И придумать, как полегче своего персонажа изобразить — не злыднем, а как-то с юмором, с присказками. Это была легкая работа. Юмора в ней много, зрителю отдохнуть, посмеяться. Но не надо никогда путать кино с настоящей жизнью. У меня папа был милиционером. Знаю, как это бывает. Я еще спал, когда он уходил на службу, и уже спал, когда возвращался.

Хотя папа никогда не рассказывал о том, чем занимался, я видел его отношение к работе, к людям. Нас в семье было четверо детей, у меня еще три сестры. Мама по дому хозяйничала. Они с отцом трудились, а мы, дети, как-то рядом росли. Не помню каких-то наставлений отеческих или материнских, менторства. На самом деле и не надо говорить: «Смотри, как я делаю», просто делай, и у ребенка все естественным образом впитается в сознание. Я от родителей научился трудолюбию и честному отношению к делу.

Отец мой с родней построили дом, фундамент которого соорудили из списанных железнодорожных шлаков, а стены — из отработанных шпал, а, надо сказать, папа в то время был в должности начальника ОБХСС (Отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности. — Прим «Антенны»). Это ж какие возможности открывались ему по тем временам, но он ими не пользовался, хотя мог при желании.

Даже когда мама посылала его в спецмагазин за продуктами, отказывался. Другие времена и люди другие. Отец — мой пример на всю жизнь. Возвращаясь к «Улицам», скажу, чем дальше, тем меньше происходящее в сериале было похоже на настоящую жизнь.

– Расставание с этим проектом было не очень симпатичным, даже ваши коллеги-актеры не сразу вам сказали, что вас «ушли» из проекта и вы там больше не снимаетесь. Время все сгладило, общаетесь?

– С человеком, который мне отказал в дальнейшей работе, давно не общаюсь и не собираюсь. Потому что это была подлость, предательство. Я ничем не заслужил такого отношения. Решили, что я слишком самостоятельно себя веду, непослушен, не подвержен указам. А с коллегами отношения сохранились.

Актерская судьба такая, особенно в кино, не значит дружить напропалую домами, встречать Новый год вместе. Но когда видимся, общаемся. В «Непослушнике» снимались с Сережей Селиным, с Лешкой Ниловым и Настей Мельниковой (она крестная Саши) тоже пересекаемся. У всех судьбы по-разному сложились.

Да, мы работали долго, тесно, но чем кино отличается от театра, сколько бы оно ни снималось, ему приходит конец. Отработали — до свидания, обнялись, поцеловались, разошлись. А театр — это долгое время лицом к лицу. В кино нет такого трепета. Но, случается, и благодаря ему судьбы складываются.

– У вас тоже отчасти семья сложилась благодаря кино. Ирина вас когда-то увидела в фильме.

– Да, так и есть. В «Точке возврата». Она влюбилась в мой экранный образ — командира самолета, который спасает экипаж и пассажиров во время посадки на льдину. Сказала тогда маме: «Я бы за такого замуж вышла». А познакомились мы позже, в 1990-м в холле московской гостиницы «Космос», я снимался в «Невозвращенцах», а у нее сын Леша лежал в столичной клинике, у него царская болезнь — гемофилия. Ире пришлось оставить из-за этого работу в Ленинграде и переехать в Москву.

– Сколько лет вы были вместе?

– Семнадцать.

– Расскажите про Ирину. Какой она была, чем согрела вам сердце?

– Внимательная, всегда выручала меня, помогала, я чувствовал в ней опору. А она во мне, иначе наша совместная жизнь не была бы такой долгой. Ирочка по профессии искусствовед, ученица директора Эрмитажа Пиотровского. До того как Леша слег, работала, знала столько всего и рассказывала так, что слушал, открыв рот.

При знакомстве она поразила меня своей добротой и тем, что, сама находясь в тяжелой ситуации, жалела других. Мне тогда внимания и понимания не хватало. Она стала моим надежным тылом, поддержкой моральной и психологической. Верила в меня, никогда не жаловалась на перипетии нашей жизни. Со стороны кажется, все у меня гладко складывалось и в профессии, и в работе, и в отношениях, а на самом деле не совсем так. Она мужественно все переживала, не давая поводов для раздоров. Ира была вера, надежда и любовь моя.

– Вы легко смогли стать близким человеком для ее сына или встречали в свое время с его стороны сопротивление?

– Сложно не было. Когда мы с Ирой познакомились, Леша лежал в больнице, мало двигался, я его на руках носил. Но дело не в этом, мы как-то через Иру сблизились. Те дни и мне, и ему дорогого стоили. Да и позже мы много времени проводили вместе, он и в деревне с нами жил.