Максим Леонидов: «Когда живешь по любви — это и есть счастье»

В ДОМЕ — МАЛЬЧИКОВАЯ КОМНАТА

– У вас была многолетняя история с Израилем после ухода из «Секрета». Когда отрезали все в России, остались без гражданства, жилья и попробовали реализовать себя в другой стране, но все-таки вернулись. Что вам дал тот опыт?

– Огромный опыт эмиграции, настолько разный, что разделить его на составляющие проблематично. Это и опыт познания чужой культуры, попытки сделать ее своей, изучение чужого языка, работы в другом театре, на ином телевидении.

– Вы там выучили иврит, даже альбом выпустили на этом языке. Навыки остались?

– Объясниться точно смогу, другое дело, что редко употребимые слова могут лечь на дно памяти, но в течение двух-трех дней общения по приезде в Израиль многое всплывает, и общаюсь легко. Я бываю ежегодно, так повелось, что на майские праздники уже в третий раз уезжаю туда и даю концерты.

– Своеобразное наследство от этой страны — ваши татуировки, на левой руке — имена детей на иврите, на правой — портрет жены Саши. А есть еще символы иудаизма, христианства, буддизма, ислама. Почему так много знаков религиозных, не определились с конфессией?

– И не собирался с ней определяться, я абсолютный космополит. Я эти религии у себя примирил. Хорошо, когда про любовь и доброту, независимо от того, как они себя называют. Татуировка эта очень личная и говорит обо мне многое. Но у меня и другие есть, и совсем дурацкие — морские, пинап-девочки и бутылки. Развлекался одно время таким образом.

– Сыну еще рановато, наверное, а дочь тату не захотела сделать?

– У нее есть две маленькие татушки. Лет в 16 Маша сказала, что хочет их сделать, мы спросили: «Может, не надо, уверена?» Но никто ее за это не ругал, сделала и сделала.

– В Израиле, пытаясь заработать, вы в том числе занимались ремонтом, какие-то навыки в этой области, возможно, приобрели. Помогли они вам спустя много лет при строительстве своего дома под Питером?

– Я не мог приобрести никакие навыки, поскольку лично мастерок в руки не брал, исполнял задачи, что называется, прораба. Приезжал, заключал сделки, а потом привозил рабочую силу на объект. Ниша была своеобразная — ремонт трещин внешних стен здания. Повелся на уговоры товарища, который обещал, что этот бизнес принесет нам баснословную прибыль. Ничего он нам не принес. И этот полугодовой эксперимент был завершен. При строительстве же своего дома доверил все профессионалам. Единственное, на этапе проектирования сотрудничал с архитектором, и некоторые идеи там мои.

– Какая у вас любимая комната дома?

– Да я все люблю. Чаще бываю в гостиной, где вся семья проводит время, и в кабинете, там у меня спортивный инвентарь, фортепьяно, домашний кинотеатр, компьютер. Многофункциональная мальчиковая комната.

НУЖНО ХОТЕТЬ БЫТЬ СЧАСТЛИВЫМ

– Как раз после возвращения на родину вы создали группу Hippoband, с которой сейчас и выступаете. Думаю, судя даже по афишам, это ваше имя сделало имя ей, а не наоборот. Когда-то ребятам из «Секрета» казалось, вас в их группе слишком много, они обижались, нынешние коллеги относятся с пониманием?

– Здесь другое дело, в Hippoband лидерство принадлежит одному человеку, мне, нам нечего делить. Я не лезу в аранжировки, могу высказать пожелания и очень ценю те знания, опыт и мастерство, с которыми мои товарищи могут мою гитарную зарисовку превратить в настоящую оркестровку, сделать так, чтобы песня звучала. В «Секрете» мы тянули одеяло в разные стороны, поначалу это было хорошо, приносило нам азарт и популярность и давало дополнительный пинок под зад, чтобы песни писать. А в какой-то момент осталось только это. Что послужило мне сигналом, что пора с группой прощаться. С Hippoband все гораздо спокойнее, группе 25 лет, за это время ее состав не менялся, а это о многом говорит.

– Мне кажется, у вас нет совсем трагических песен, если и с грустинкой, то светлые и оптимистичные, а ведь они написаны в разные годы. Дело в вашем взгляде на мир?

– Видимо, это специфика моего мировоззрения. Негатива и без меня хватает. У нас столько сумрачных песен на эстраде и рок-сцене, даже названия групп — «Сплин», «Нервы». Кто-то должен нести свет.

– Похвастайтесь своими положительными чертами характера помимо оптимизма.

– Я не склочный, не злопамятный, не умею ненавидеть. У меня нет врагов. Есть люди, которые никогда не стали бы мне друзьями, но я не живу с мыслью им мстить, которая некоторых просто съедает. Считаю, надо стараться быть счастливым.

– А это только от старания зависит?

– Безусловно, нет, от многих вещей. Но твое собственное желание быть счастливым — огромная сила. И, если ты ее используешь, у тебя гораздо больше шансов жить счастливо.

– Расскажите про ваши не очень симпатичные качества, возможно, они тоже есть?

– Конечно, я ленивый. У меня подчас проявляются черты некой нетерпимости к глупости, непрофессионализму, иногда ошибочно считаю, что могу диктовать людям свою волю, но без этого не бывает лидера, вот какая штука.

– От желания диктовать свою волю страдают коллеги или близкие тоже?

– Нет, с годами научился себя контролировать. А человек творческий, если он разумный, понимает, что я плохого не посоветую. Тут ведь важен посыл. Если бы я это делал, чтобы кого-то унизить, а себя возвысить, было бы ужасно. Но мною руководит желание сделать продукт лучше. И если я уверен, что знаю как, буду настаивать на своем. Иногда это жестко и неприятно.

– На крик не срываетесь?

– Сначала говорю спокойно, потом, если столкнусь с упертостью и глупостью, уже нет.

– Насколько лень может вами завладевать?

– Не значит, что я лежебока, но если есть возможность не работать, я этого делать не буду. Но и жизнь заставляет, и что-то двигает писать песни, спектакли делать, ставить мюзиклы. Но знаю, мог бы работать гораздо больше.

– Финансовая составляющая не подстегивает?

– А мне и немного надо. Да и, во-первых, грех жаловаться.

– Что входит в это «хватает»?

– Первое: не считать деньги. Второе: иметь возможность, если захочу, не работать. Третье: чтобы семья чувствовала, что она обеспечена в смысле и развлечений, и необходимых вещей — образования детей, медицинских услуг хорошего уровня, всего того, что входит в понятие «достойная жизнь».

– Нежелание конфликтовать помогло вам спустя время наладить отношения с ребятами из «Секрета» или это взаимовыгодные интересы?

– Время уходит, обиды забываются, если чувствую желание противоположной стороны идти на мировую, почему нет? В наших общих интересах было помириться и продолжать время от времени играть концерты. Да и потом — столько было съедено соли, столько выпито, что это уже какие-то братские отношения. Я сейчас имею в виду главным образом себя и Колю Фоменко, потому что конфликт внутри «Секрета» возник между нами. Но он давно погашен, у нас теплые отношения.

– Фоменко был и на вашем юбилейном концерте, а вне общих выступлений дружите?

– Мы бы, может, и дружили, но дело осложняется тем, что мы живем в разных городах. Да и учитывая, что я ленивый, а Коля работящий, у него тысяча проектов, просто так собраться, посидеть — большая проблема.

ДЕТИ — ГОТОВЫЕ ЛЮДИ С ХАРАКТЕРАМИ

– Смогли ли вы своих детей увлечь музыкой? Сын Леня, судя по его «Инстаграму» (запрещенная в России экстремистская организация), делает шаги в этом направлении.

– С Леней проще договориться. Маша в меня, она очень независимая. Если ей говоришь что-то сделать, это гарантия того, что этого делать не станет. Так было и с музыкой, и многими другими вещами. Она пробовала на гитаре играть, на барабанах, бросила, ей не очень это интересно. Пока не определилась, да это и нормально, в 17 лет единицы понимают, чем хотели бы заниматься в жизни. Она оканчивает в этом году школу, сдает ЕГЭ и поступает в университет. Путем отсеивания того, что ей неинтересно, а именно — точные науки, выяснилось, что оптимальный вариант — социальный дизайн. У Маши хорошая рука, чувство пропорции, цвета, вкус, пусть попробует себя на этой дороге, а там посмотрим. Не уверен, что и Леня до конца определился. С его стороны это пока такие детские забавы. Он занимается музыкой, играет в группе на бас-гитаре, но не уверен, что это станет его профессиональной стезей.

– Вы рассказывали, что, присутствуя при рождении дочери, особенных чувств к этому сморщенному существу не испытали и с маленькими детьми тоже не особо было интересно, а когда стало?

– Когда они стали проявлять какую-то осмысленность. А потом, мы любим то, во что вкладываем себя. Начинаешь получать что-то в ответ, и просыпаются чувства. А поначалу было страшновато даже дотрагиваться до них, была паника — вдруг уроню. Тем не менее я был хорошим отцом для своих детей: и укачивал, и на руках держал, и один оставался, когда у Саши были спектакли в театре.

– Отцовство в сознательном возрасте избавляет от многих ошибок?

– Случись это, когда мне было 20, дети бы меня не видели. У меня тогда были «буги-вуги каждый день». Осознанное отцовство — это прекрасно. Ты понимаешь всю ценность того, что имеешь. Есть желание присутствовать в их жизни, быть с детьми, а не с друзьями. Дети делились и делятся до сих пор всем тем, что у них происходит, рассказами про школу, друзей, смешными историями, у них нет секретов от нас. Это дорогого стоит, мы друг другу доверяем.

– В вопросах воспитания действовали по аналогии с отцовской моделью или скорее от обратного?

– Я конспектов не составлял. Мне кажется, вообще главное — любить, чтобы они чувствовали себя желанными, любимыми, то, что родители их никогда не предадут, не будет вероломства со стороны семьи. Мой опыт показывает, что дети — это готовые люди с характерами. В ком-то угадываются черты одного из родителей, в ком-то — другого. Ломать их об колено, подстраивать под себя, чтобы удовлетворяли твоим представлениям, каким должен быть ребенок, ошибка многих родителей, которой мы постарались избежать.

– У вас был момент, когда ребенком могли на папу сильно обидеться, он тогда женился второй раз, у вас не сложились отношения с его супругой, и на несколько лет вас, 6-летнего, отдали в интернат. Как это отразилось на отношениях с папой?

– Нет, обиды не осталось. К тому же это было сделано мне во благо. Я учился в две смены, днем — общеобразовательные и музыкальные уроки, вечером — индивидуальные занятия, и ездить домой ночевать глуповато. Да и в семье было неблагополучно, мне всяко лучше оказалось жить там.

– С Ириной, третьей женой отца, ставшей вам второй мамой, видитесь?

– Ее уже нет. Но мы общались, она жила в Петербурге до последних дней. Я обеспечил ей безбедную и достойную жизнь. Так что все свои долги отдал.

– Когда тебе за 40, за плечами два брака, один из которых длился 17 лет, другой около 5, и встречаешь женщину, что помогает найти взаимопонимание и уже с ней прожить 18 лет?

– Многое. Осознанность выбора, ошибки учтенные, долгий прицел, совместные дети — все это делает брак крепким и успешным. А главное, женщина должна быть мудрая, понимать, как себя вести с тобой, что можно говорить, а что нельзя.

– Ваша жена — актриса, у вас есть совместные проекты?

– Мы играли с Сашей в одном спектакле «Отпетые мошенники», сейчас репетируем вместе мюзикл «Я ненавижу Гамлета», премьера которого состоится в Театре музыкальной комедии в Петербурге. Он о том, что человеческий успех измеряется не богатством и популярностью, а совершенно иными критериями.

– И какими для вас?

– Думаю, внутренней гармонией. Не врать себе, чтобы не было стыдно за свои поступки. Верность любимому делу.