– Иду по вашему саду и диву даюсь: ваш дом — не на обочине, как соседние, а в окружении леса, у вас собственный выход к пруду… Три березы растут прямо рядом с лежанкой на террасе… Стоит ли спрашивать, как вы поживаете в таком живописном месте?
— Конечно, поживаю тут чудесно. Это не просто дом, а дом-сказка и моя мечта. Я его очень люблю.
— Заметила, что Андрей, с которым вы развелись после 30 лет брака, тоже живет с вами в этом доме.
— Здесь нет ни одного камня или гвоздя, к которому он бы не приложил руки. Тут находится его огромный трофейный охотничий зал. Я же не могу сказать ему, чтобы он забирал свои чучела и уходил отсюда. Мне не жалко. Дом гигантский. Я хочу, чтобы он был счастлив, возможно, создал бы новую семью. Сейчас он вполне счастлив.
– Кажется, что и вы в умиротворенном состоянии. Как-то изменилась ваша жизнь после того, как на ТВ признались, что в совсем юном возрасте стали жертвой домогательств? Ожидали ли вы эффекта разорвавшейся бомбы?
— Я очень мало влезаю в Интернет. Так что я не знаю, какая там бомба разорвалась. У меня тут дома в деревне все спокойно. Это моя история, и я не жалею, что ее озвучила, потому что тема достаточно серьезная, не все понимают, насколько, и начинают переводить ее в разряд моих личных событий.
– Один из главных вопросов всех, кто слушал ваши откровения, — это почему вы решили рассказать об этом именно сейчас, более полувека после произошедшего?
— Это легко говорить людям, которые ничего подобного не пережили. В юности любая девушка мечтает о большой и чистой любви, как в книжках, как мама рассказывала. В этом возрасте каждый человек хочет быть хорошим согласно тому, как его научили. И любое отклонение вызывает страх, что тебя осудят, что ты станешь изгоем, что над тобой будут смеяться, издеваться. В свои 14–15 лет мы боялись всего. Да и сейчас девушки, попавшие в такую ситуацию, боятся огласки, потому что стыдно, потому что не знаешь, как отреагируют. Я уже взрослая женщина, но все равно не ожидала, что, оказывается, многие воспримут мое признание в штыки. То есть их волнует не тема сама по себе, а то, что я призналась. И это происходит сейчас. А в то время, когда, как известно, в СССР и секса не было?! Мне так и казалось, что я хуже всех, что со мной что-то не так. Если бы об этом узнали мои родители, они бы, наверное, со мной перестали разговаривать. На сегодняшний день есть много профессиональных журналистов, которые могут разговорить тебя. На этой программе была очень хорошая девочка-редактор, которая помогла мне разобраться и узнала мою историю такими окольными путями, что я ей во всем созналась. Тогда она предложила мне поднять эту тему, до которой дела никому нет, и сделать это так, чтобы откликнулось общество, чтобы все узнали, как ломаются судьбы. Мне показалось, что это очень правильный поступок — поднять эту тему на своем примере, не называя никаких фамилий.
Очень многие откликнулись, мне звонили знакомые и незнакомые люди и рассказывали, что такое было и в их жизни, но они никогда об этом не говорили раньше. А сколько слез у меня было вылито на плече знакомыми женщинами, которые тоже много лет молчали, а душа у них болела и рвалась.
15 лет — это и романтика, но и возраст полового созревания, когда интересно, как это бывает у взрослых. Это огромное искушение. Но, к сожалению, на сегодняшний день кроме желтизны никакой реакции на это нет. Обсуждают, какая я, какой он, и никого не интересует сама тема. Меня спрашивают, почему я не пошла и не заявила. Если бы я пошла в органы, то не смогла бы ничего доказать, а меня бы объявили больной и сексуальной маньячкой. Я была никто, а он известный человек. Раньше не девственницу было невозможно выдать замуж, значит, у девственности есть цена. Значит, невинность можно продать за деньги, что многие и делают. В мой век мы дорожили невинностью, думали о том, как ее отдать, подарить… Общество не совершенно, и посягательство на невинность становится узаконенной нормой. В этом отношении мы не продвинулись вперед от Средневековья. Для меня это непонятно и необъяснимо.
– В наше время другая крайность: актриса может обвинить кого угодно, и человек лишается карьеры.
— Я таких случаев не знаю, наоборот, мне кажется, чем более негативный пиар, тем более он работает.
Мне такой пиар не нужен, потому что, как говорят в народе, меня и так каждая собака знает. В моем возрасте хочется тишины, покоя. Отдыхать и только иногда выезжать играть спектакли.
У меня достаточно большой репертуар — 7 спектаклей, в каждом из которых я играю с удовольствием. Это и классика — «Преступление и наказание» Достоевского, «Яма» Куприна и современные пьесы. Такая занятость дает популярность, которую ты сама хочешь, в профессиональном плане. Безумно приятно, когда зритель тебя встречает аплодисментами, когда ты только выходишь на сцену. Это огромный заряд энергии. А после случившегося зритель продолжает так же принимать меня, если не большими аплодисментами, за что я ему очень благодарна. Я люблю играть свои роли, люблю энергетику, которую я отдаю и получаю от зала. Так что тема социального статуса для меня лично давно решена.
— Одна из ваших коллег заметила, комментируя вашу историю, что во МХАТе все через кого-то проходили.
— Неправда! Ни через кого я ни во МХАТе, ни в кино не проходила. Конечно, может, это моя счастливая судьба, но это так. Каждый говорит по своему опыту, а у меня он другой. Мне повезло: не пришлось ни разу спать за свои роли. Режиссеры меня всегда приглашали, потому что я была им интересна как актриса. Возможно, и как женщина тоже, но для меня это было табу. Даже если мне режиссер очень нравился и я хотела с ним пококетничать, я говорила себе: «Нет, только не это». Мы жили по принципам, внушенным нам тем временем.
– Как вам удалось сохранить эти принципы после того, что с вами случилось? Не стало в какой-то момент все равно?
— Мне не может быть все равно ничто из того, что происходит в моей жизни, потому что она моя. Я ценю каждый момент, который мне важно прожить так, как мне нравится. Мне нужно в каждый день что-то сделать, узнать что-то новое. Чувство страха у меня ушло где-то к 17 годам. Я преодолела эту ситуацию и поняла, что как бы мне ни было тяжело, одиноко и плохо, но в любой ситуации можно остаться тем, кем ты хочешь быть. Что тогда, что сейчас для меня важнее всего была моя свобода — свобода поступать так, как я считаю правильным.
– Вы ни разу не пожалели о своих откровениях?
Я ни о чем в своей жизни не жалею. Есть люди, которые очень любят прятаться: «Ой, лучше бы об этом не говорила!», тем самым отрекаясь от своей жизни. Я другой человек. Я так поступила, и это уже в прошлом. Я из этого могу сделать какие-то выводы, извлечь какой-то опыт — может, положительный, а может, отрицательный.
А вот прошлое не переделать. Зачем же мне тратить время и силы на напрасные сожаления и самокопание. Любая неудача тоже положительна, и любой отрицательный опыт — это тоже опыт.
– Ваши друзья и коллеги поддержали вас?
— Конечно. Очень многие звонили и говорили слова поддержки, никто от меня не отвернулся. Мои хорошие друзья — это мои люди. Даже если я поступаю неправильно, это не повод рвать отношения. Это повод как-то понять, расспросить, что-то посоветовать. Но даже этого не было. Наверное, причина этого то, что я выбираю себе в друзья людей, которые одного мнения со мной о жизни.
— Много у вас близких друзей?
— Близких не много, друзей очень много, а коллег — вообще несчетное количество. Мой образ жизни и характер не располагают к очень близкому общению. Я люблю одиночество, покой, тишину. При моей профессии общения вполне хватает — его даже больше, чем нужно. По жизни я осторожный, тихий человек.
– Знаю, что когда у вас нет спектаклей, то вы живете здесь в деревне или в вашем доме в Сочи. В Москве вообще бываете не по работе?
— Только если в этом есть необходимость. Если я выезжаю в Москву, то это значит работа. Здесь в деревне все есть: и магазины, и на дом можно заказать. Что касается питания, то я предпочитаю есть все свое. У меня две теплицы, полные огурцов и помидоров, — вот осенью закатала 22 банки свои фирменных — огород, где растут всевозможные травы, большой сад, где летом все деревья сейчас в яблоках, зрел виноград, поспевала смородина… Холодильник полон диетическим мясом, выращенным без комбикормов и антибиотиков. Рыба и птица у меня также всегда есть: муж — охотник и рыбак. А я сама очень люблю собирать грибы, делать соленья, варенья. У меня есть очень хорошая помощница, которая все знает и умеет, но это не значит, что я ей только показываю пальчиком, что делать. Работа по саду доставляет мне удовольствие. Я работаю каждый день с семи часов утра и до двух часов дня. Если это новая роль, то я учу ее, если старая, то повторяю. А потом летом выхожу в сад и занимаюсь им. Растительный мир очень много дает человеку. Я мало чему учусь у людей, а у сада — много чему.
— Интересно, чему можно научиться у сада?
— Во-первых, восстанавливаться после любых невзгод. Возможности заново жить после зимы. И уметь отдавать красивые цветы, полезные плоды и дивные ароматы. Это отличный урок.
Люди, которым ты что-то делаешь, не всегда отвечают тебе взаимностью, а сад одаривает тебя всегда. Шорох листьев в любую погоду мне что-то говорит.
— Сад у вас просто райский.
— Я его так и называю. У меня многослойные березы — по пять, семь стволов. Мы за ними специально ездили, выбирали, им уже по 25 лет, и я их очень люблю. Весной они дают мне сок.
– Как вы распределяете время между Подмосковьем и Сочи?
— Примерно пополам. У меня очень много работы в Москве, после которой я приезжаю сюда. Приезжаю сюда и после гастролей. А когда выпадает большой отрезок свободного времени, еду в Сочи. Здесь уже наслаждение, а там еще идет процесс созидания — все строится, сажается.
— Вам чем-то помогает экс-супруг?
— Да, конечно, именно Андрей занимается стройкой в Сочи, за что я ему очень благодарна. И он единственный человек, с которым у меня было венчание. Мы остались друзьями, и у нас очень хорошие отношения. Но поскольку мы скрепили наш союз перед Богом, я до сих пор зову его своим мужем, а не бывшим.
– Почему же вы тогда развелись?
— Любовь ушла. Большинство семей, которые я наблюдаю, после такого количества лет живут вместе по привычке, из удобства. У них общие дети, общий дом, но у него своя жизнь, а у нее своя, и они просто не замечают друг друга. К этому времени часто место любви занимает накопленное раздражение, но люди к этому привыкают и считают нормальным. А я нет. Я считаю, что все должно быть по-настоящему. Никто не виноват, если любовь уходит.
– Так что вы живете как соседи?
— Нет, соседи так редко живут. Мы гораздо ближе. Я считаю, что мы с ним родственники.
– А если он сюда приведет новую семью?
— Есть второй дом на этом же безграничном участке — туда и приведет.
– И вы, может, кого-то сюда приведете?
— Я не считаю возможным это сделать, потому что он для меня по-прежнему муж на небесах.
Я пообещала до конца своих дней соблюдать его интересы, быть рядом в беде и радости. И я не хочу пробовать никаких новых отношений. Наконец-то настал возраст, когда все время можно посвятить себе.
Всю жизнь я отдавала время мужьям, родителям, детям, постоянно была что-то кому-то должна. А сейчас я свободна.
– Чему посвящаете освободившееся время?
— Строю новый дом в Сочи, сажаю и там сад. Это отнимает огромное количество сил и нервов. И материальных средств — все, что я зарабатываю, идет туда. Для меня это очень серьезный вопрос, потому что я купила землю, которую люди превратили в помойку. Я вывезла с этого куска земли ровно 40 машин мусора. Там у меня люди работали целый год — выкапывали из земли остатки банок, других железяк, битого стекла. А это уникальное место, где бегают белки, приходят еноты, живет медведь неподалеку. И я решила, что моя задача — превратить этот маленький кусочек земли в рай. Это район Хоста. Там у меня квартира, а через два километра в горах дом.
– На море ходите?
— Да, но предпочитаю бархатный сезон с сентября, когда разъезжаются кричащие дети и их вопящие бабушки. В Хосте есть дикий пляж, куда я обычно хожу. Прохожу необходимые 10 тысяч шагов в день туда, где хрустальная вода, никого с утра нет и можно загорать топлес.
– Не холодно купаться?
— Наоборот. Самое теплое море до ноября, но и в декабре при желании можно окунуться. Для меня это не вопрос, потому что я зимой и в прорубь прыгаю, и снегом обтираюсь. Я люблю прохладную воду. Для меня 20 градусов — это тепло. Я сегодня в пруду плавала, а вода там значительно холоднее.
– А на пруду загораете топлес?
— Да. Я считаю, что нагота более естественна, чем одежда.
– И фигура вам, по-моему, позволяет. Мы же вас регулярно заносим в списки красавиц и спрашиваем о секретах красоты. Появились ли новые?
— Мне и старых хватает. Сегодня в сауне обтерла все тело ледышкой из огуречного сока. Летом с утра плаваю в пруду с рыбками, которые мне делают массаж. Это мальки, которых я подкармливаю, и они облепляют меня с ног до головы. В салоне это только ножки, а здесь — все, что погружено в воду.
– Что вам еще доставляет удовольствие?
— Я до сих пор люблю читать. У меня большая библиотека книг, которые мне интересны.
– Как поживают ваши дочки?
— Замечательно. Старшая живет отдельно со своей семьей в таком же доме за городом. У нее второй брак, очень хороший муж, они обожают друг друга, а я любуюсь тем, какие у них отношения. За эту семью я совершенно спокойна. Младшая живет здесь со мной. У нее период, когда она себя ищет, и наше общение не очень активное. Я не вижу ничего предосудительного в том, что мать помогает своей дочери. Она молодая, не замужем. Кто ей еще поможет? А мне это лишь в радость. И она для меня много делает. Дочка пока еще не нашла свое призвание, попробовала быть артисткой — не понравилось. Говорит, что после того, как побывала со мной на гастролях, смотрит на меня новыми глазами и не понимает, как можно всю жизнь рвать душу, рыдать, выкручиваться наизнанку ради какого-то образа. Сейчас получает второе образование. По первому образованию она юрист-международник, но это ей тоже неинтересно.
– Вы бы сами хотели, чтобы она стала актрисой?
— На эту тему я совсем не думаю. Мне все равно, кем она станет. Главное — чтобы это приносило ей удовольствие. У нее есть машина, мама, которая помогает, и это большое счастье, что я могу ей все это дать. Замуж она не торопится. От старшей дочки у меня есть внучка Алиса, которой столько же лет, сколько моей младшей дочке. Мы со старшей вместе ходили с животиками.
– Наверное, в те годы это вызывало интерес?
— Я привыкла к тому, что вызываю интерес с самого раннего детства. Моя первая фотография была напечатана в популярнейшем журнале «Огонек», когда мне было 4 года и я занималась художественной гимнастикой. Это была моя первая встреча с журналистами. С тех пор, особенно после моего дебюта в киноповести «Звонят, откройте дверь», за который я в 11 лет получила премию за лучшую женскую роль, кто обо мне только не писал! Все обо мне знали все, и, куда бы я ни приезжала, было ощущение, что я приезжаю домой. Поэтому мне несложно отвечать на любые вопросы журналистов.
– А трудно было рожать с разницей в 24 года?
— Конечно, трудно. До этого у меня погибли трое детей, и мне хотелось с судьбой договориться, чтобы у меня был еще один ребенок, ведь у Андрея детей не было, и я считала своим долгом подарить ему потомство. Я этого добивалась. Трое сыновей у меня не выжили после родов. У меня густая кровь, которая не проходила в плаценту, плод недополучал питание, плохо развивался и погибал. Сейчас делают гемостаз, и, когда я носила дочку, я себе сделала в живот 700 уколов, разжижающих кровь. Так что все непросто, но я хотела выносить ребенка и была готова ради этого на все.
– Как поживает внучка Алиса?
— Замечательно. Окончила институт, аспирантуру, работает архитектором, любит это дело. Наверное, довольна жизнью. Актрисе трудно судить о других профессиях. Они все нам кажутся такими ровными. Это у меня все время что-то новое: самолеты, поезда, новые встречи, новые люди, пресс-конференции. А у других жизнь идет ровно и нормально. Я рада, что она занимается делом, которое приносит ей удовольствие. Мы не очень близки, встречаемся раза два-три в год. Она всю жизнь живет в Москве, а я тут. Замуж тоже не спешит.
– Вы ее не подталкиваете к продолжению рода?
— В наши дни другие приоритеты.
В мое время главным было выйти замуж и родить детей, потом понянчить внуков. Мне кажется более правильным их отношение: «Зачем рожать детей и на что их обрекать?» Сейчас выросло поколение никому не нужных специалистов.
Работы нет, пандемия, институт брака разваливается на глазах. Где брать деньги, чтобы ребенок не был самым несчастным в классе?
— Не собираетесь продолжить затронутую вами весомую тему и, например, создать центр помощи для женщин?
— Это должна делать не я. Мне для этого слишком много лет. Если кого-то тема задела и кто-то хочет ею реально заняться, то я готова помочь, присутствовать. Но я считаю неправильным тратить свою жизнь на то, что я не доведу до конца.
– Как дочки отнеслись ко всему этому?
— Абсолютно нейтрально. Они просят только об одном — чтобы я их в это не вмешивала. И я их прекрасно понимаю. Они не должны фиксироваться на мне. Дочки — тактичные люди, и они ни слова мне не сказали. И муж ни слова не сказал. У нас в семье не принято лезть в душу. Каждый решает свои проблемы сам и только если не может с ними справиться, то попросит совета или помощи. Сама я пока ни у кого помощи не просила. Но еще все впереди. Придет время, когда я тоже попрошу помощи. Возраст никто не отменил. В следующем году мне будет 70 лет — возраст не радужных планов, а наслаждения жизнью.
– На вас пандемия как-то сказалась?
— Было очень сложно, но у меня хорошие друзья, которые помогли мне не бросить мое дело, не останавливать строительство. Поняв, что долги огромные, я продала квартиру в Москве, рассчиталась с долгами, достраиваю в Сочи дом на остатки этих денег. Ничего страшного в этом нет. Это счастье, когда есть что продать. Несчастье, когда продать нечего. Это мой выбор: одну собственность разменяю на другую. Дай Бог, чтобы все так жили. Жизнь без сложностей не бывает, это череда препятствий, которые преодолеваешь одно за другим.
— Остались еще препятствия кроме завершения строительства?
— Жизнь не бывает совсем безмятежной. Она все время что-то преподносит, но я пока преодолеваю все, что мне выпадает.
Любой человек может выбрать быть несчастным или счастливым. Я выбрала счастье и радуюсь каждому новому дню. Надо уметь быть благодарным.
Вот сейчас я смотрю на любимый сад, разговариваю с человеком, который интересуется мной и моей судьбой — и я благодарна за это. Впереди вечер, когда я буду читать, смотреть кино или раскладывать пасьянс — это и есть счастье.