Юля Паршута: «Я много лет считала, что действительно во всем виновата»

 — Юля, вы редко делитесь подробностями личной жизни, но в прошлом году сделали шокирующее признание, рассказали, что состояли в отношениях с тираном. Что послужило катализатором для подобных откровений?

 — Я собиралась об этом рассказать, но никак не решалась. История сложная, об этом мало кто знал, к тому же долгие годы домашнее насилие было предметом для осуждения. Прямой эфир Регины Тодоренко стал катализатором (ведущая некорректно сформулировала свои мысли о домашнем насилии, за что на нее накинулись пользователи Интернета. — Прим. «Антенны») и придал мне решимости и мужества. Я как раз была на грани, чтобы признаться, и тогда окончательно поняла, что своей историей, в которой, к счастью, нашелся свет в конце тоннеля, могу помочь многим.

 — Как получилось, что такую талантливую и уверенную в себе девушку, как вы, какой-то мужчина превратил в жертву? Что он для этого сделал?

 — Я влюбилась в умного, веселого, внимательного, обходительного и сверхзаботливого человека. Мне было около двадцати лет, и я подумала, что встретила любовь всей своей жизни. Полностью доверилась ему, но через несколько месяцев все изменилось. Когда он первый раз поднял на меня руку, во мне уже был сформированы комплекс вины, страх и стыд. Для него все всегда и во всем были виноваты, и я, как самый близкий человек, в первую очередь. Конечно, я была уже в ловушке, но не осознавала этого. Мне не хватало ни своего опыта (в моей семье никогда не было рукоприкладства), ни чужого, чтобы понять, что это опасные отношения и они могут стать началом конца. Процесс нормализации насилия состоит из трех фаз. Сначала происходит стирание и сдвигание границ: человек под соусом заботы вторгается во все пространства жизни. Потом идет изоляция: он отстраняет тебя от родных, все люди вокруг становятся плохими, твои друзья в том числе. И затем начинается плавное уничтожение самооценки. Все эти процессы тонко переплетены, они не существуют по отдельности, и, находясь внутри ситуации, сложно полноценно их осознать. Особенно когда, как я говорила уже выше, нет подобного опыта, а рядом находится человек старше тебя, который умеет манипулировать… Своей историей я хотела дать понять, что любой человек может оказаться в подобной ситуации, никто не застрахован — даже тот, кто производит впечатление сильного и уверенного в себе. Одно другого не исключает. Сложнее всего то, что я много лет считала: я действительно во всем виновата, поэтому должна сама исправить ситуацию и справиться. Но я не справлялась. Это было просто невозможно.

 — Если учесть, что тираны склонны к постоянному контролю, как вам удалось работать в шоу-бизнесе? Ведь публичная профессия не вяжется с их взглядами…

 — В какой-то момент я поняла, что он находится со мной везде: на всех мероприятиях, многочасовых съемках, концертах. Некоторые мои коллеги спустя годы признались, что им это казалось странным, но никто из них тогда не подошел ко мне и не сказал, что это не норма. Через некоторое время я ушла из группы «Инь-Ян» и уехала из страны: он позвал меня в Америку и посулил помощь с поступлением на актерские курсы в Нью-Йорке, но этого не случилось. Я оказалась в замкнутом пространстве. Он не пускал меня никуда, например на те же групповые мероприятия в школе английского языка, где ребята встречались курсом, чтобы петь и разговаривать в неформальной обстановке.

 — Вы обо всем молчали потому, что вам, как и большинству женщин, не хотелось выносить это на публику?

 — Да, потому что в обществе царило мнение, что признаваться в подобном стыдно. На тот момент это не придавалось огласке в социальных сетях, в России не было шелтеров (приюты для женщин, попавших в беду. — Прим. «Антенны»), линий поддержки, не было активистов, которые бы могли громко выразить солидарность. И из-за этого ты чувствуешь себя абсолютно бессильной, тебе угрожают, тебе страшно и кажется, что, если ты скажешь об этом вслух, станет только хуже. Я делилась происходящим с несколькими подругами, но одна, мне кажется, не понимала обстановку и где-то внутри не верила, что мужчина, производящий впечатление удивительного, заботливого и яркого человека, может поднять руку. Возможно, у нее было ощущение, что я преувеличиваю. Другая, уже Нью-Йорке, пыталась помочь, скрывать меня у себя, но он сидел под дверью, колотил в нее руками, и мы не знали, что делать.

 — Обращались ли вы за медицинской и психологической поддержкой?

 — На тот момент нет. Позже за психологической помощью действительно пришлось обратиться. Я поняла, что только посредством участия профессионала можно исправить свое состояние. Потому что уйти — мало. Если ты на протяжении долгого времени находился под давлением домашнего насилия, тебе необходима помощь специалиста.

 — Сколько вы состояли в этих губительных отношениях?

 — Первый раз он поднял руку через полгода, мы уже жили вместе, и я хотела уйти, была решительно настроена. Он стоял на коленях, умолял, долго меня уговаривал, обещал, что подобное больше никогда не произойдет и все будет хорошо. На тот момент я не знала, что нужно ставить точку и нельзя прощать. Прошло время, и это случилось снова. В течение двух лет я пыталась уйти, убежать. Угрозами он меня возвращал, потом снова стоял на коленях. И была уже сильно втянута в эти отношения. Человек вторгся во все сферы жизни, залез везде, где только можно, манипулировал своим здоровьем, придумывал, что у него онкология, и мне было сложно, страшно, стыдно его бросить. Я сбегала к знакомым — он приезжал за мной, взламывал мои пароли — и находил по геолокации, угрожал расправиться с моими родными. И только когда я призналась себе, что не могу справиться с этим сама, на моем пути появился человек — это был как подарок вселенной. Уже обессилевшая, я рассказала о своей ситуации, и мне помогли, а я согласилась на помощь. Из дома меня забирали несколько крепких парней, а одновременно с этим компания по переезду собирала мои вещи. Многие из последних я оставила, в том числе компьютер, на котором он позже взломал мой apple id, пытаясь снова меня найти.

 — Чтобы вернуть?

 — Да, мне еще долго поступали звонки с разных номеров, он пробовал подделать голос, выйти со мной на разговор, встретиться. Однажды зашел в ресторан, где мы сидели с подругой… В течение длительного времени он пытался до меня достучаться, надавить, забрать песни, насолить мне в профессии, так как знал ряд рычагов. Потом понемногу его внимание начало стихать и затем совсем ослабло.

 — Что в этот период было с вашим творчеством, хотелось им заниматься?

 — Не хотелось. Было ощущение, что перекрыли источник. И мне пришлось восстанавливаться, вытаскивать себя со дна.

 — Оглядываясь назад, можете поделиться, как понять, что рядом с тобой абьюзер? На какие тревожные звоночки нужно обратить внимание?

 — Он агрессивно или неуважительно относится к другим людям или животным, начинает эмоционально давить тебя, принижать твои заслуги, настаивать, чтобы ты отдавала ему все заработанные деньги, вторгается и контролирует все сферы твоей жизни. Не дает общаться с друзьями и родными, и круг твоего общения постепенно становится неугодным для него. Он все время ищет недостатки в людях, которые тебе дороги, тем самым отодвигая их от тебя. Не позволяет развиваться в профессии, винит в своих бедах всех вокруг, мстит старым врагам, помня обиды даже со школьной скамьи, стоит присмотреться к человеку и задуматься. Все это происходит очень плавно и осторожно. Ты можешь не заметить, как через месяц или год оказываешь без друзей, что ты давно не виделась с родными, тебя уговорили уйти с работы, у тебя уже все меньше и меньше собственных денег, что ты в этих отношениях совершенно перестала уважать и любить себя, помнить о своих достоинствах. Физическое насилие всегда начинается с психологического, и иной раз девушка, склонная стать жертвой, не может распознать, где заканчивается забота и начинается изоляция, сдвигание границ. Если же человек вас толкнул или ударил, уже надо бить в колокол!

 — По поводу развития в профессии, упустили ли что-то в ней из-за этих отношений?

 — Я с какого-то момента перестала смотреть на свою жизнь через призму упущений. Но понимаю для себя, что если ты не делаешь выводы, то начинаешь ходить по кругу. И в чем-то я действительно ходила по кругу, пока не сделала тот самый вывод. У моей души есть определенные задачи, и я их решаю, как и все. Возможность поделиться своим опытом с большой аудиторией, показать, что выход есть всегда, — это одна из задач.

 — Как вам удалось выбраться из этого сложного состояния?

 — Я начала работать с психологом, читать книги, первой, к слову, была книга Робин Норвуд «Женщины, которые любят слишком сильно», ее всем стоит почитать. Потом, как только появился интерес к тому, чтобы наладить свое состояние, я стала понемногу возвращаться к работе.

 — Над самооценкой тоже пришлось потрудиться?

 — С самооценкой все было плохо, потому что человек за время отношений стал для меня авторитетом, он был старше, умнее и эрудированнее, с хлестким интеллектом. Он внушил, что я никто и звать меня никак, никакая в работе и в жизни. Конечно, манипулировать людьми гораздо легче, когда они чувствуют себя ничтожеством. Я долго восстанавливала самооценку. Сейчас благо все уже значительно лучше.

 — Стало ли вам легче, после того как выговорились?

 — Отчасти да, ушло давление от молчания и стыда. Причем стыдиться здесь нечего. Когда ты понимаешь, что, рассказывая свою историю, помогаешь другим людям, становится гораздо легче. Конечно, на меня вылилось много хейта, в том числе от некоторых публичных людей, обладающих весом в индустрии. Но это обратная сторона, и она значительно меньше, чем польза, которую я принесла, перестав молчать. Люди благодарили и до сих пор благодарят.

 — В моем детстве получить помощь, когда папа бьет маму, было практически нереально. «Вызывайте, если убьют», — отвечали в милиции. Как считаете, изменилось ли что-то сейчас?

 — Этим проблемам не уделяют никакого внимания. Что нужно сделать, чтобы помочь жертвам? Принять действенный закон о домашнем насилии. Сейчас очень тяжело доказать факт домашнего насилия, непросто добиться, чтобы на дело обратили внимание, а не поставили клеймо «поругались — помирятся». Структуры не хотят заниматься этим вопросом, раз за разом повторяются истории: «Звоните, когда будет труп, приедем». Разве это нормально? Нет ни одного механизма, который защитил бы человека в подобной ситуации, нет охранных ордеров, мы разбираемся со всем по факту, и это ужасно. Важно, чтобы была возможность при малейшей угрозе жизни обеспечить потенциальной жертве безопасность. Обеспечить безопасность человеку, за которым следят, и до того, как начнется судебное разбирательство, ограничить агрессору доступ к его жертве, чтобы он не мог к ней приближаться.