– Игорь Яковлевич, вы с улыбкой называете свое окружение «бабьим царством». Хотелось бы поговорить о роли этих девочек разного возраста в вашей жизни. Начнем с мамы, Светланы Семеновны. Какое ваше первое детское воспоминание о ней?
– У нас разница в возрасте 20 лет. И я отчетливо помню, как праздновали мамино 27-летие. Дома мы всегда заранее заготавливали арбузы, а в этот день папа отправлял меня принести их. Еще помню, как она меня отвозила в пионерский лагерь, там от железной дороги нужно было какое-то расстояние пройти лесом. И мама вдруг остановилась и говорит: «Ой, такой воздух, прям сердце заболело». И я впервые ощутил страх, что она может умереть…
Она рядом со мной всю жизнь. Это мама указала мне на профессию, со стороны наблюдая, куда меня тянет, к чему способен. На баяне я научился играть сам, в свободное время подбирал мелодии, и меня отдали в музыкальную школу. Участвовал в конкурсах художественной самодеятельности, хору аккомпанировал, играл на детских утренниках, подхалтуривал на танцах, но это не имело никакой профессиональной мечты, просто для себя, а она что-то в этом углядела и ненавязчиво предложила съездить на консультацию в музыкальное училище. Заведующий теоретическим отделением сказал ей: «Слух у мальчика абсолютный, но ему надо научиться играть на пианино и для поступления сдать программу за 7 классов музыкальной школы». Я ее выучил за год, не без маминых наездов, конечно, и поступил.
А уже в музучилище я поймал фишку, что меня, мальчишку из сельской местности, слабого, с тройками, приняли, и к концу первого курса у меня уже были все пятерки. Я вкусил эти перемены, движение в гармонии, сольфеджио, полифонии, музыкальной форме. У нас были маленькие группы по 4–5 человек. И заведующий отделом, член Союза композиторов Ким Александрович Шутенко, возился с нами даже ночами. На первом курсе у нас был предмет история КПСС, я сдал его на четверку, что в принципе меня вполне устраивало. И вдруг он меня позвал: «Надо пересдать» Я: «Зачем? Мне для стипендии достаточно» А он: «Эта оценка идет в диплом. И придет время, когда из-за этой четверки ты можешь не получить красный». Он уже тогда это предвидел. Ким Александрович мог весь наш курс взять в Киев на пленум Союза композиторов. Там шли концерты, где авторы представляли свои новые произведения. Как-то я вышел из филармонии и вдруг увидел, как по Крещатику идет Тихон Николаевич Хренников. Помню, остановился как вкопанный. Такое это было потрясение.
Любила как душу, трусила как грушу
– Таким встречам вы отчасти обязаны и маме. А какие ее поступки стали для вас уроками жизни?
– В школе меня не любила классная руководительница. И когда из двух классов «А» и «Б» организовывали третий, она решила меня перевести, а я очень не хотел идти. И мама (а они когда-то вместе с ней учились) пришла разбираться. Та ей: «Ну не люблю я его, не хочу, чтобы он был в моем классе». А мама: «Ну как ты не понимаешь, не хочет он уходить, там его друзья». Меня все равно перевели. А потом нежданно-негаданно все изменилось, и та учительница меня полюбила. Но как мама меня отстаивала!
– Получается, стоять за близких горой у вас от нее?
– Мама за нас на все была готова. Так сложилось в нашей семье, что отец обожал мою сестру, а мама меня любила как душу, а трусила как грушу. Это проявлялось в ее требовательности хорошо учиться, найти себя в профессии. И спрос был большой, и всегда гордилась мной, так по сей день осталось.
– Сестра ваша говорит, что у вас не существует слова «нет» по отношению к маме. Но, наверное, ей и просить не надо, предугадываете желания?
– Счастье, когда тебе 65 лет, а мама рядом и ты можешь для нее что-то сделать.
– На этот ваш день рождения Светлана Семеновна сделала вам трогательный подарок: вручила первый ботиночек, который хранила столько лет. В феврале у нее тоже была большая дата: исполнилось 85. Получилось быть рядом с ней в этот день?
– Да, мы с Аллой организовали ей красивый праздник в Майами. Собрали всех папиных и маминых родственников. У нас большая семья, но как-то все рассыпались по миру: Америка, Австралия, Россия, Украина. Очень сложно объединять, когда все в разных странах, возрастах. Дети наших с Аллой двоюродных братьев-сестер даже знакомы между собой не были, не переписывались никогда. И мамин юбилей стал тем днем, когда они перезнакомились друг с другом и теперь созваниваются, общаются. По-разному сложились их судьбы. Кто более успешен, кто менее. Интересно было всех их увидеть, трогательно за ними наблюдать. Мы отмечали два дня. В первый арендовали зал, который есть в доме, где живут Алла и мама, все там красиво оформили. Приехали мои друзья, я выступил с сольным концертом. А на следующий день устроили обед прямо на берегу океана.
– Мама — постоянный зритель на ваших концертах, а вот отцу не довелось застать ваш триумф…
– Да, папа ушел очень рано, в 80-м году, в 53 года. Мне тогда было 26 лет. И только спустя 7 лет Саша Серов с «Мадонной» стал лауреатом «Песни года — 87» (Игорь Крутой написал музыку к этой песне, с нее и начался его успех. — Прим. «Антенны»). Он и внуков не дождался…
– Уже 39 лет как мама ваша одна, но замуж так и не вышла. Пытались вы устроить ее личную жизнь?
– Я, конечно, присматривал ей мужчину, говорил: «Найди уже себе кого-нибудь. Квартирой, машиной, приданым обеспечу. Будешь богатая невеста». Но не сложилось. Так получилось, что папа был ее первым и последним мужчиной.
– Похоже, вы с сестрой Аллой большие друзья. С детства так складывалось?
– Она родилась, когда мне было 6 лет. Конечно, хотелось с мальчишками играть, а мама заставляла с сестрой сидеть. Кому это понравится. Но и Алле потом досталось. Когда мы вместе уже ходили в школу, а до нее было километра полтора, мама смотрела нам вслед. Но, как только мы заворачивали за угол и пропадали из виду, меня за поворотом ждала девочка, и мой портфель доставался Алле, и она несла оба. Но, надо отдать должное родителям, они привили нам заботу друг о друге, любовь. И, когда папы не стало, ответственность за близких легла на меня. Не вижу в этом ничего героического и необычного. Для меня странно, когда родные люди враждуют и не разговаривают друг с другом, а вокруг да около много таких примеров, даже у моих близких друзей. Зачастую брат не разговаривает с сестрой, что-то делят, есть в этом что-то неприличное. Или воспитание неправильное, или акценты неверные в детстве расставили.
– Вы — человек скромный и не станете себя хвалить, но у вашей сестры о вас самые лестные слова: научил читать, водить, первая машина, квартира в Москве, работа тоже благодаря брату. Алла также к вам внимательна. Она находилась рядом, когда ее поддержка была необходима?
– Конечно. У меня же жизнь тоже непросто складывалась. Алла — тот человек, который может посоветовать. Она по знаку зодиака Рыбы и вся соткана из нервных окончаний, очень тонкая, на уровне подсознания чувствует людей, ситуации, хиты. У нее абсолютный слух, замечательный вкус, просто не стала музыкантом. Алла может увидеть, туда ли идет музыка, и, так как у нее нет цензуры, сказать все, что думает. Для меня это важно, потому что другие могут постесняться, промолчать. А она скажет, потому что болеет за результат, хочет, чтобы это был мой шаг вперед, а не топтание на месте. Она ежедневно со мной на связи. Мы в курсе, что друг у друга происходит, мы как два сообщающихся сосуда.
Да и в других ситуациях, когда у меня были операции, очень непростые и Оле трудно было одной со мной находиться, требовалось постоянное наблюдение, они с Аллой установили дежурство. И по очереди сутками были со мной рядом. Им, конечно, тогда досталось.
– Алле в личной жизни повезло больше, чем маме?
– При всем том, что у нее был не один мужчина, не скажу, что она была счастлива в личной жизни. Хотя и красива, и умна, и заботлива, но не сложилось… Сейчас ее счастье в двух внуках.
Жена сделала меня шмоточником
– Как вы познакомили сестру с Ольгой, будущей женой?
– Это было не так. Как-то Алла сказала мне, что встретила в какой-то компании женщину, от которой невозможно было отвести глаз: «Я знаю твой вкус, она тебе очень понравится». А потом я случайно увидел Олю и поделился уже с сестрой. Алла мне: «Это та, о которой я тебе говорила».
– Сколько лет вы уже вместе с женой?
– Мы начали встречаться 12 октября 1995 года. Жить стали с новогодней ночи с 95-го на 96-й, а расписались через год, 8 января. Так что дат у нас несколько. Но точно в следующем году 25 лет как вместе.
– У вас эти даты проходят как-то особенно? Есть ли установившиеся традиции или, бывает, даже цветы забываете купить?
– Бывает и такое, забываю. Оля, конечно, обижается.
– За это время, наверное, во многом проросли друг в друга, переплелись. За какую часть совместной жизни сейчас отвечает Ольга, и вы понимаете: вычлени ее, и что-то провалится?
– Да все. И забота о детях, внучке, Викиной дочке, все квартиры, дома, наш совместный отдых, семейные праздники на ней, Сашина учеба. Оля — хорошая дочь и очень беспокоится о своей матери, брате. Много чего. Даже покупка шмоток. Правда, тут Оля уже обижается, что я в этом смысле сильно пошел в самостоятельное плавание.
– Но она сама подсадила вас на это!
– Да, сделала меня шмоточником. Но теперь расстраивается, когда я один хожу по магазинам.
– Как вы друг друга называете?
– У меня были теплые отношения с Магомаевым и Синявской, я был вхож к ним в семью и наблюдал, как Муслим называл Тамару Тяпой, а она его Митенькой, но в конфликтной ситуации он ее — Тамарой, а она его — Дмитрием. Вот и у нас в семье между Олюшкой и Олей, Игорешей и Игорем.
– В каких болевых точках вы становитесь Игорем, а она — Олей?
– В разных ситуациях. Это же непросто — жить на две страны, детей воспитывать на расстоянии, да и встретились мы не в 18 лет, а сложившимися людьми, с устоявшимися правилами, моральными устоями. На первом этапе, понятно, любовь сносит крышу и из любой ситуации есть выход. А дальше появляются проблемы во взаимоотношениях. Всякое бывало. Но мы вместе.
– Песню «Я люблю тебя до слез» вы посвятили жене. А какой подарок Ольги вам особенно запомнился?
– Я родился в год Лошади. И как-то, не вспомню когда, она подарила мне бюст лошади. Он стоит у нас в квартире. Но все это не важно. Оля связала свою жизнь со мной, Сашу родила — вот главный подарок, который она мне сделала. Саша была долгожданная, и с ней, конечно, у нас пуповина крепкая. Она на мир смотрит моими глазами. Оля даже ревнует периодически.
Первый конфликт с дочерью
– Помните день, когда Саша появилась на свет?
– Конечно. Оле ставили роды на 29 июля, в мой день рождения. А в это время в Юрмале — «Новая волна». Мне улетать скоро, фестиваль без меня проходить никак не мог. Рожать Оля решила в Нью-Йорке, но боялась оставаться одна. Мам наших рядом не было. Вот что значит вынашивать ребенка в сознательном возрасте. Оля очень аккуратно относилась к своему здоровью, прислушивалась к организму и в плане питания, походов к врачу, соблюдала даже количество часов, которые нужно находиться на воздухе. 17 июля, за пару недель до срока, помню, она поплавала в бассейне, а потом говорит: «Давай съездим в больницу». Врач осмотрел Олю и сказал: «Надо рожать, стимулировать. Поезжайте домой за вещами и возвращайтесь». Забегая вперед, скажу, насколько Боженька все уравнивает. Тремя годами ранее в этом же здании меня оперировали. Я там пережил столько всего: и 12-часовой наркоз, и тяжелый выход из него. Меня держали в реанимации 21 день, хотя после операции на открытом сердце — максимум два. Обычно проезжал мимо этого здания — и у меня мурашки по коже от воспоминаний, эмоций. А тут приехали по такому замечательному поводу, поставили машину на ту же стоянку, зашли в тот же подъезд, только поднялись на другой этаж.
В палате Олю подключили к аппаратам, вся информация передавалась на пульт. Мы провели ночь в палате вдвоем, проговорили до утра. Стучало ее сердце, Сашино сердечко. А около часа дня вдруг зашла толпа врачей в халатах, масках. Они были больше похожи на космонавтов. Думал, Оля захочет, чтобы я остался, нет, она меня выгнала. Я стоял за дверью, ждал, ходил. Там в палате стояла такая полная тишина, что меня это страшно пугало. И когда уже стало немножко колотить, вдруг вышла медсестра: «Вам надо зайти». Если честно, у меня тогда штаны потяжелели килограмма на три. Потому что я не услышал детского крика. Захожу: залитая солнцем палата, Оля плачет, и в этот момент Саша заплакала, врач держал ее на руках и закапывал ей в глаза. Он говорит: «Хеппи бездэй!» И у меня тоже полились слезы…
Потом Сашу забрали в большой детский стеклянный бокс и только приносили кормить. А я, насмотревшись фильма «Однажды в Америке», боялся, чтобы мне не подменили ребенка, и все время следил за ней.
Через пару дней мы уехали домой. И началась другая жизнь. В какой-то момент, это все было до Юрмалы, меня попросили подъехать, записать интервью для «Новой волны». А Саша тогда начала терять вес. И вот идет съемка, и вдруг у меня в башке стукнуло (а в эту ночь у нее было минус граммов 200), что я могу приехать, а ее нет. Встал и говорю: «Все, закончили». И по тротуарам на машине рванул домой. Потом все, конечно, наладилось, Саша стала набирать вес.
Первый ее год мы отпраздновали во Франции. После этого прилетели в Москву, Оля поехала в Америку доделывать ремонт в квартире, куда мы собирались переезжать, а Саша с няней остались здесь, со мной. У меня тогда был очень тяжелый момент, связанный с работой, которым я особо ни с кем не мог делиться, и вот мы ходили с Сашей по дворику, я ей рассказывал, а она кивала, слушая. И очень помогла мне тогда. За эти месяц-полтора, что Оли не было с нами, она настолько привязалась ко мне, что буквально не отходила. Когда я отвозил ее в Америку, с рук не слезала. Вика говорит потом: «Мам, тебе не кажется, что Саша, кроме папы, никого не воспринимает?» Так сложилось тогда и продолжается по сей день.
– Узнаете в Саше себя — в характере, поступках?
– Она вся соткана из меня. Все ее дурости, сумасшествия, сложности характера и позитивные моменты. Ее упрямство. Когда у Оли с Сашей недопонимание, она говорит: «Что я могу от нее требовать, если это ты».
– Поэтому вам легче понять дочь?
– Понять — да. Но, если вдруг входим в конфликт, нам очень сложно из него выйти, потому что мы одинаковые. Хотя у нас и ссор-то с ней практически никогда не было. Только этим летом наметилась конфликтность. Она влюбилась в мальчика.
– А он вам не очень…
– Не очень. По объективным причинам. Впервые в жизни я столкнулся с тем, что Саша меня не слышит. Мучается. Плачет. Не может мне сказать «нет», и ее тянет к нему, все мысли там. Мы оказались в непростой ситуации. И я полетел в Нью-Йорк отвести Сашу в школу 1 сентября. Встретился с ним, договорился, что он будет моим союзником в плане ее учебы, взял с них определенные обещания.
– Саше осталось два года в школе. Пару лет назад вас беспокоило, что она до сих пор не нашла себя. Определилась?
– Пока не понимает. И меня это тревожит. Но она намного лучше в этом году учится, чем раньше. И это все наши с ней разговоры.
– Как помочь ребенку найти себя?
– Надо присматриваться. И я присматриваюсь. Она разумная, мудрая, но сказать, куда ее тянет, не могу. Притом, что ищу какую-то зацепку.
– Той музыкой, которой занимаетесь вы, Саша не увлеклась? Знаете содержание ее плейлиста?
– Я знаю, слушаю, мы же бываем вместе, отдыхаем. Она любит рэп. При этом у нее к отцу такая любовь, что она выучила все мои песни, но я же чувствую, что ей близко, знаю, на какие выступления ходит, куда стремится попасть. Как-то я только прилетел в Нью-Йорк, а она потащила меня на концерт Рианны. И при всем грохоте там я от смены времени умудрился уснуть. Рядом люди, наверное, умирали от смеха: на концерте Рианны чувак спал!
– Как думаете, отцовской любовью избаловать можно?
– Нельзя. Я не против того, если кто-то жестко воспитывает, когда даже в обеспеченных семьях детей заставляют идти работать, чтобы они познали всю сложность жизни и знали цену копейке, но я против отсутствия любви. Дети должны расти в любви. Только тогда они станут хорошими людьми.
Дочь Игоря Крутого Саша на 65-летие отца сделала ему подарок: всю ночь писала 65 причин, почему она его любит.
Хочется рвать на себе волосы, но нечего
– Когда вы поздравляли в этом году старшую дочь Вику, то пожелали ей в том числе быть решительнее и в выборе блюд в ресторане, и во всем остальном. Почему?
– Вы бы видели, как она выбирает что-то в ресторане: «Может, это или другое? Или все-таки то. Хотя…» Официант уже стоит из последних сил, держит нервы в кулаке. Мне хочется рвать на себе волосы, но нечего. Да и в остальном жизнь полна нюансов, в которых Вике надо быть решительнее.
– Как-то вы заметили, что она подхватила такую вашу черту, как властность. Считаете, женщине это мешает, нужно быть гибче?
– Вика любит подчинять себе, но у нее еще и такие оголенные нервы. Она безумно любит дочку. Няням не доверяет. Даже на два-три дня не может уехать. Патологически скучает по Деми. Никогда не думал, что она будет такой матерью. Вика живет жизнью дочки, у нее все подчинено ей. Если приходишь к ним в квартиру, нужно тут же бежать мыть руки, снимать заранее обувь. Она всегда была чистоплотной, но сейчас это какой-то бзик. Деми растет как в стеклянном колпаке.
– Достаточно ли женщине, Вике в частности, быть сосредоточенной на ребенке или важно еще состояться, уметь себя обеспечить?
– Это оптимальный вариант, когда женщина нашла себя и в материнстве, и в профессии. Вика — способная музыкальная девочка. У нее очень сильный голос. Я видел ее в исполнении кроссовера, это на грани оперы и эстрады. Но мы разошлись по вкусам. Ее привлекала попса. Нашла себе учительницу, ездила к ней на занятия. Но сейчас ясно, что музыка не станет ее профессией. Да я бы и не хотел ей такой судьбы — быть певицей. Там, в Америке, делать карьеру — это одно, здесь — другое. И сопряжено с постоянными поездками. А Вика живет на две страны, у нее семья. Это невозможно совмещать. Она может записать песню для своего удовольствия.
– В июне этого года Вика выпустила клип. Тоже решила себя порадовать или были намерения вернуться в индустрию?
– Нет, это не возврат. Бизнеса в этом нет, но есть амбиции. Она может выложить его в интернет. Сейчас они с талантливым пареньком Женей Курицыным собираются снимать клип в Калифорнии, ведут переговоры. Естественно, я помогу, потому что люблю, когда человек увлечен чем-то. Но у Вики нет необходимости идти работать. К счастью, у меня есть возможность помогать.
– Игорь Яковлевич, ходили разговоры, что в семье Вики не все благополучно. У вас есть повод для беспокойства?
– Разговоры были, но особых поводов для расстройств нет. Пока все спокойно.
– Ваши внучки проявляют интерес к музыке?
– Внучки у меня хорошие, талантливые, красивые. Разбросаны, правда, все. Старшая, Кристина, живет в Монако, Деми — в Москве и Нью-Йорке, младшая, Маргаритка, — в Москве. В плане музыки пока самая талантливая Деми. Хотя Кристинка тоже способная, слух есть, играет на инструменте, и у нее это получается. Ее папа, мой сын, тоже был способный и музыкально, и технически, просто Коля не хотел этому учиться. Я все думал его потащить в звукорежиссуру, продюсерство, но он пошел в бизнес. И достаточно преуспевает в этом. У старших внучек уже рояли были, Маргаритке я тоже подарил. Надеюсь, и она увлечется музыкой. Все хорошо с внучками, хочется уже внуков.
– В чем разница быть отцом и дедом?
– Дедом — ответственности меньше. Тут больше на родителей все ложится. У внуков нет такой надобности в тебе. Ты можешь прийти поиграть с ними или нет, но для детей обязан найти и время, и силы и помочь определиться в жизни. Меня всегда волновала тема, что будет с ними, со всеми моими близкими, когда меня не будет. Для меня очень важно, чтобы не изменился образ жизни ни у детей, ни внуков. Стараюсь жить с таким внутренним посылом, хотя, может, отчасти этим и разбаловал их. Но по-другому и не представляю себе.
«Юбилейные вечера Игоря Крутого» (6+)
3 ноября, «ВТБ Арена. Динамо»
15, 16 ноября, Государственный Кремлевский дворец