Александр Градский: «Настроение есть только у женщин»

– Александр Борисович, что вас раздражает в окружающих?

– Ничего. Если мне что-то не нравится, я просто прохожу мимо. Привык не обращать внимания на недостатки других людей. Точно так же, как на их достоинства. Уверен, что достоинства точно есть у моих близких, знакомых, друзей, коллег, которых я по этому принципу себе и подбирал много лет.

– То есть эти люди полностью отвечают вашим требованиям?

– Нет, у них есть какие-то недостатки, как и у меня, но такие, которые не мешают нам общаться и работать.

– И какие у вас претензии к себе?

– Никак не могу перестать орать. В этом смысле я похож на анекдотический образ Чапаева, который выкрикивал и разряжался в тот момент, а потом отходил и просил извинения. Видимо, и мне, когда что-то не нравится или чтобы отвязались, нужно заорать. Но я ни на кого не кричу по собственной инициативе, в основном это происходит, если ко мне пристают или когда кто-то не сделал то, о чем мы договаривались, или в 25-й раз не понял, что я от него хочу как от сотрудника или от человека, который должен что-то выполнить. Очень не люблю необязательных людей. А их, к сожалению, в нашей стране достаточно. Поэтому много времени и сил я потратил на то, чтобы создать себе круг, который меня не подводит, и отвечаю тем же. Это был длительный срок, тяжелая работа. Поскольку человеку моих занятий требуется много разнообразных контактов от производства музыки до строительства и даже устройства канализационных сооружений.

Разбираюсь в марках бетона, знаю все клеи для плитки

– Это-то вам зачем?

– Я же строил себе дома, квартиры ремонтировал, и, поскольку сам принимаю все решения, мне необходимо было научиться разбираться и в этом тоже. За время, которое я потратил на строительство и ремонты всевозможных помещений, кое-чему научился.

– Хотите сказать, что теперь разбираетесь в марках бетона?

– Конечно, и не только, например, я знаю названия всех клеев, которые используют при укладке плитки и мрамора. Могу построить, точнее, придумать любой дом, от фундамента до крыши со всей отделкой.

– То есть в любую тему погружаетесь полностью?

– Иначе нужно иметь большое количество денег и поручать это кому-то, не обращая внимания на то, как они это делают. Что обычно приводит к плохим результатам. За всем надо следить. Пока я занимался строительством театра, от меня плакали все архитекторы и прорабы. Потому что, когда я объяснял им, что так мрамор класть нельзя, они спорили, а зимой все отваливалось, и прорабы приходили, чесали репу: «Да, Борисыч, ты был прав». Не то что я от этого удовольствие получаю, нет. Просто я строю хорошо сразу, чтобы потом не ремонтировать постоянно.

– Значит ли это, что вы сами можете постелить пол или положить плитку?

– Руками? Нет, тут я совершенно ничего не умею делать, ну если только гвоздь забить, закрутить винт, гайку. Но зачем? Есть специально обученные люди, которые справятся с этим намного лучше.

– Теперь я понимаю, откуда вся эта история про «великого и ужасного» Градского. Видимо, работать и быть с вами в близком контакте — непростая история.

– Думаю, это все ваши братья-журналисты придумали, кому-то понравилось, стали повторять. Все это ассоциации, связанные с Гудвином из «Волшебника Изумрудного города». А ведь, если вы помните сказку, оказалось, что в реальности это обыкновенный человек, который только прикидывался «ужасным», а сам сидел за экраном и только кричал в микрофон.

– И в конце концов совершил добрые дела для тех, кто пришел к нему за помощью. С таким «великим и ужасным» вы не против ассоциироваться?

– Вы меня не слышите. Мне абсолютно все равно. За исключением двух-трех вещей, от которых я получаю радость и удовольствие, в основном это достижения моих детей, а теперь и малышей, ну и то, что происходит в театре.

Вспоминаю все заново с младшими детьми

– Давайте пройдемся по очереди по этим радостям. Расскажите про ваших маленьких.

– Они замечательные. Моим старшим детям уже достаточно прилично лет, и я снова вспоминаю всю эту историю. И очень меня это веселит. Вот Сашка, ему сейчас 5, выучил около 100 стран и их столицы, а еще 70 не знает, просит у меня спросить его о них, и, когда отвечает не сразу и у него заминка, я делаю вид, что не замечаю, как он подглядывает в книжку.

– Откуда у него такая любовь к страноведению?

– Ему подарили здоровенный атлас, и теперь он сидит с ним целыми днями. Книжка очень красивая, удобная тем, что можно контур любой страны отклеить и поместить в нужное место. Нравится ему это дело. Он вообще многими вещами интересуется одновременно. Ходит на английский, играет на фортепиано часа по полтора в день, плавает. У него футбол, зимой — хоккей, занимался бразильской борьбой — капоэйрой. Я его оттуда забрал и сейчас отдал в школу карате-до шотакан. Сам я, когда был молодым, занимался киокушинкай.

– И как сын справляется с таким жутким расписанием?

– Оно не жуткое. Дети с Мариной в основном живут за городом. Это не Москва, там все занятия в шаговой доступности. И за день Сашка успевает 5–6 кружков посетить.

– Футболом вы его, как страстный болельщик, увлекли?

– Нет, он сам. Он очень его любит, знает фамилии игроков, команды, форм у него разных штук пять. От «Арсенала», «Барселоны», «Реал Мадрид» до сборной России.

– Лигу чемпионов смотрите вместе?

– Нет, ему вообще нельзя смотреть футбол в реальном времени. Только на следующий день и 5–7-минутные обзоры. Потому что, когда он болел за какую-то команду и она проигрывала, то начинал страшно рыдать. Меня это не устраивало. Сашка хороший, умный, но вот с такой нежной реакцией. И мы нашли выход: теперь он смотрит обзоры и выбирает себе команду, которая выиграла, и желательно с крупным счетом.

– Почему вы решили забрать его из капоэйры и отдать в карате?

– Потому что бразильская борьба не кажется мне интересной. Она непонятна для русского человека и непригодна для улицы. Вообще, лучшая борьба для мужика — самбо. Потому что может пригодиться в повседневной жизни.

– Но вы в свое время занимались карате.

– Да, лет в 20. Года два с половиной это длилось, потом я перешел в другой разряд, более высокий, и нужно было уже кулаками ломать деревянные доски, а для музыканта это дело совсем ненужное. Пришлось уйти.

– Футбол только смотрите, не играете, тоже руки бережете?

– Играл раньше, в воротах стоял. Но так, для себя. Футбол тоже для музыканта опасен, но не для маленького мальчика, если о Сашке говорить. Будет он музыкантом или нет — большой вопрос, хотя сейчас занимается с интересом, уже двумя руками играет простенькие песенки. Я и старших детей не заставлял, хотя Даня, старший, окончил музыкальную школу, играл на скрипке, и весьма неплохо. Маша, дочь, три года занималась на фортепиано.

Мне хорошо, когда просто лежу на диване

– Вы говорите, что не заставляли, но отдают-то детей в музыкальную школу достаточно рано…

– Я отдал, но не настаивал. Не хотели — не занимались. Окончил музыкальную школу только Даня. При этом они с сестрой хорошо разбираются в музыке, могут петь, но музыкантами не стали.

– Машу вы даже на «Голос» брали в качестве советника.

– Потому что она гораздо лучше знает современную музыку, чем я, а уж кинематограф — точно. Есть вещи, которые Маша понимает идеально, а я так, по верхам. В «Голосе» она была незаменимым человеком. Да и сейчас дает мне всевозможные советы, связанные с творчеством.

– Чем она сейчас занимается?

– Помогает своему мужу, у него строительный бизнес, получила специальную лицензию, отвечает за налоговые документы и прочее.

– А старший сын?

– Он очень талантливый парень. Даня и Маша оба блестяще знают английский, разговаривают на нем как на родном. Сын в свое время окончил Лондонскую школу экономики, одну из лучших экономических школ мира, был на хорошем счету, получил английский диплом, но живет в России и здесь работает. В последнее время увлечен тем, что называется «созданием себя». У него была проблема в юношестве, связанная с травмой ноги, очень серьезная. И он смог сам себя поставить на ноги. У него оказались хорошие медицинские способности, он много литературы читал на этот счет и теперь дает другим людям рекомендации, какие нужны упражнения, чтобы выйти из тяжелого физиологического состояния. Даня даже сотрудничает со сборными олимпийскими командами. Он вроде медицинского советника при работе человека над собой.

– Вам в этом смысле что-то советует?

– Даня все время пристает ко мне. Каждый наш разговор начинается с того, что он объясняет, что я должен делать, чтобы чувствовать себя хорошо. А я отвечаю: «Отстань, мне лучше всего, когда просто лежу на диване, а ты мне голову не морочишь».

– Вижу, в определенном возрасте родители все одинаковы и совершенно не слушают своих детей.

– Наверное. И, кстати, если у вас взрослые папа или мама, которых вы пытаетесь лечить и учить, у меня для них есть гениальный ответ. Я так постоянно говорю сыну, которому сейчас 38 лет: «Ты сначала технически доживи до 70, а потом будешь мне советы давать».

– В общем, аргументов никаких…

– Конечно. Потому что ваш родитель уже прожил большую часть жизни, которая вам только предстоит, и не факт, что вам удастся сделать это так удачно. Не потому, что я хочу настроить вас на плохое. Человек вроде все знает, как надо к себе относиться, за чем следить, а тут — бах, что-то происходит, и конец.

– Тогда вопрос на засыпку. Почему же некоторое время назад вы бросили курить?

– Я много раз начинал и бросал по собственной инициативе. Однажды лет 9 держался, потом 15, затем снова закурил. А тут ногу сломал случайно, и наступил период, когда постоянно сидел дома, потому что не мог нормально ходить. Все время находился в прокуренной комнате. Марина меня корила: «Как так, Сашка не может с тобой посидеть, у тебя там воняет страшно». И как-то сын ко мне подошел, видимо, жена его подговорила, встал напротив: «Папа, бросай курить!» И ушел. Я подумал и через час бросил.

– Последнюю сигарету выкурили?

– И не одну. У меня были очень хорошие, их оставалось штуки 4–5, думаю, ну эти-то докурю.

– А скажите, почему к маленькому вы прислушались, а к 38-летнему нет?

– Не знаю даже. Даня, кстати, не курит. Как-то так вышло. Это же все зависит от того, какой воздух в тот момент, какая температура.

– Настроение…

– Не понимаю, что такое настроение. У меня его не бывает. Ни хорошего, ни плохого. Оно есть только у женщин. Как состояние человека может зависеть, например, от погоды? У меня нет. Я могу сказать: «Да, сегодня жарко или холодно».

– И что у вас тогда состояние души? Вам же может испортить настроение чья-то необязательность?

– Не настроение, а реакцию. Настроение оно долгое. Час, два, три. А реакция — секундное дело. Раз — и проходит.

– Про всех ваших детей поговорили, а про самого маленького, которому только год исполнится, нет. Кто его Ваней назвал?

– Я. Марина почему-то считала, что это не очень хорошее имя, а я объяснял, что у него много разных вариантов ласкательных — Ванюша, Ванечка, и сейчас она привыкла и уже по-другому себе это не представляет. У меня дед был Павел, у него брат Иван. Получилось, в его честь. Дочку назвали, как мою бабушку, Марией, а Сашку, понятно, как меня. А имя Даниил Градский мне приснилось на афише классического концерта. Надежда, правда, не оправдалась — скрипачом сын не стал.

– Обидно, что дети не пошли по вашей дорожке?

– Нет, абсолютно. В эту профессию надо идти по призванию, а не ради интереса. Музыка — такой род занятий, которому нужно полностью принадлежать. Если человек не готов, ему лучше этим не заниматься. Вторым, третьим, двадцать пятым быть не стоит. Только лучшим или одним из лучших в своем деле.

– Видите в младшем свои черты?

– Да, Ванька упрямый. Схватится за что-то, и уже не отнять, понравилось играть с пультом от телевизора — все, сидит с ним целый день.

Жена — спокойный человек по части всяких глупостей

– В смысле взаимоотношений «отцы и дети» с маленькими у вас по-другому в силу возраста, опыта?

– Я с младшими не так часто вижусь, три-четыре дня в неделю, но это гораздо чаще, чем когда росли Даня и Маша, тогда я постоянно на гастролях торчал. И за это время успеваю о чем-то с ними поговорить, пообщаться. Но в основном Марина занимается воспитанием. Для нее это серьезная работа, и получается у нее это просто хорошо.

– Споров по поводу детей не возникает?

– У нас за 17 лет споров практически не было. А что спорить-то? О чем?

– Да о чем угодно.

– Бросьте. У нас нет предмета конфликта. Марина — очень спокойный человек по части траты денег и всевозможных глупостей, которые женщин обычно окружают. Ей необязательно покупать себе что-то дорогое. Хотя она, конечно, как любая девочка, хочет что-то новое: в этом уже ходила, другое надоело. Она может позволить себе что-то, но у нее такая потрясающая фигура и умение носить вещи, что и в дорогих, и в обыкновенных выглядит просто потрясающе. Единственное, что мы придумали: если Марина надевает что-то и я говорю: «О! Хорошо!», тогда это покупаю, сколько бы ни стоило.

– Что последнее ей приобрели?

– Пальто. Она примерила, я посмотрел, и мы сразу взяли. А потом она надела какое-то платье синенькое, а я: «Нет, это никогда». Марина мне: «Да оно дешевое», а я ей: «Нет, хочешь — сама покупай».

– Она может пойти и купить?

– Конечно, но почти никогда так не делает, потому что знает: если мне не нравится, в этом что-то есть, надо прислушаться.

– А вы в одежде так же непритязательны, есть вещь, которую заносили до дыр, а расставаться не хотите?

– Есть. Полуспортивный шерстяной свитер на молнии, его главное преимущество для меня в том, что есть застегивающийся карманчик и туда очень удачно ложится ключ для машины. Я о нем обычно забываю, но, если надеваю этот свитер, точно уверен, что автомобиль заведется. Свитеру уже больше 10 лет, у него протерлись рукава, но Марина сделала замшевые заплатки, и я буду его носить, пока совсем не развалится.

– Вы как-то сказали: женщину сильно моложе можно научить, как считаешь нужным.

– Не совсем так. Женщина моложе может взять с мужчины пример — и положительный, и отрицательный. И надо постараться дать ей положительный. Если она на 30 лет тебя моложе, как у нас, то заведомо чего-то не знает в жизни. Марина до сих пор про какие-то вещи не в курсе, да ей не особо и надо. Зачем, когда есть я и могу с ними справиться?

– Имеете в виду, что берете на себя часть…

– Не часть, все общие бытовые моменты на мне. На ней заботы о себе, о детях, о магазинах каких-то. Но мне это не стоит никакого труда. По Интернету заказал, позвонил — и все привезут домой.

– А есть то, чему вы научились от Марины?

– Пожалуй, нет. Не знаю, что бы она такое могла мне преподать. Да и она, думаю, не особо много от меня взяла. Она очень продвинутая девушка во всех отношениях, и есть вещи, которые Марина знает, а я даже представить их себе не могу. Она окончила юрфак Киевского университета и в юриспруденции разбирается точно лучше меня.

– А эти знания как-то ей пригодились, она их использует?

– Думаю, сейчас в общей оценке происходящего. Люди оканчивают университеты не для того, чтобы применить их потом в работе, а чтобы иметь развитый ум и уметь анализировать новое.

– На ваш взгляд, Марина должна уметь обеспечить себя самостоятельно?

– Я далеко не вечен, и ей придется этим заниматься. «Человек внезапно смертен», — говорил Воланд. Но у нее будет достаточно большой люфт, за который она сможет разобраться. Моя предыдущая супруга тоже почти не работала, пока были вместе, но, когда мы разошлись, она прекрасно научилась все делать. Теперь у нее замечательная работа, и она справляется с ней весьма успешно. Это только кажется, что женщины без мужчины ничего не могут. Могут. Если ты хоть немного подготовил человека, он сам во всем разберется.

– То есть вы спокойны и за нее, и за детей?

– Беспокойство есть, но от этого ничего не изменится.

– Вы сказали, что видите семью три дня в неделю. Остальное время проводите в Москве из-за работы?

– Конечно, я не могу уехать — у меня театр. Там больше 120 человек. Из них 40 — музыканты оркестра и певцы. Все люди с талантами, большими амбициями и разными проблемами.

– Насколько вы в них посвящены?

– Я очень многие вещи знаю о тех, кто работает со мной даже не на творческих должностях. Они мне рассказывают, потому что с этим связан их отпуск или невыход на работу. Знаю, у чьей жены, например, сегодня операция.

– Приходят к вам за помощью: не могу, не справляюсь, нужны деньги?

– Очень редко. Не принято. Бывает в некоторых случаях, когда некуда деваться, и я это делаю. Но это не является правилом в общении со мной.

За 60 рублей в месяц работал грузчиком

– Вы рассказывали, как ненавязчиво прививали детям интерес к музыке. А по отношению к вам родители поступали таким же образом?

– У меня выхода другого не было. Мы жили вчетвером в восьмиметровом подвале на Фрунзенской набережной. Либо ты занимаешься, либо нет. Когда мое классическое семилетнее образование закончилось, началось уличное: The Beatles, The Rolling Stones и всякое другое. Потом был приличный перерыв, затем Гнесинский институт и уже после консерватория. Пауза ушла на освоение жизни.

– Что это в себя включало?

– Все сразу: спорт, работа гитаристом, поездки всевозможные, гастроли, организация группы.

– Знаю, вы и грузчиком работали, и лаборантом.

– Недолго, исключительно для того, чтобы где-то числиться, обеспечивать себя.