…Оксана появилась на свет вопреки многим обстоятельствам. Незадолго до того, как ее мама поняла, что беременна, отец ушел из семьи. Официальная причина — неприязненные отношения с тещей. Из квартиры излишне авторитарной, по его мнению, родственницы он перебазировался на квадратные метры своей матери и зажил беззаботной холостяцкой жизнью.
Лариса тяжело переживала разрыв с мужчиной, к которому, невзирая на его сложный характер, была искренне привязана. Ночами плакала, на работу приходила как тень. Заведующая детсадом, куда молодая женщина устроилась помощницей воспитателя ради места для маленькой Наташи, пожалела сотрудницу и оперативно выхлопотала ей профсоюзную путевку в санаторий. Там, в Батуми, Лариса и поняла, что ждет ребенка.
По возвращении домой она сразу оповестила родных о своем положении. Мама, Лариса Гавриловна, была категорична — беременность необходимо прервать. В житейской логике ей было не отказать: зять ушел, на руках у дочери и так малолетний ребенок от первого брака, живут все в одной квартире — о каком пополнении семейства можно говорить в такой ситуации? Муж, узнав о беременности супруги, заявил, что этот ребенок ему абсолютно ни к чему, поскольку отношения с женой считает завершившимися. Он даже к родителям Ларисы приходил, чтобы проинформировать, что ребенок не заставит его вернуться в семью. Впервые зять и теща пусть и порознь, но выступали единым фронтом — этот ребенок не должен появиться на свет.
Но она поступила вопреки их воле. Не потому, что втайне рассчитывала вернуть мужа, родив столь нежеланного для него малыша. Нет, она ни на что не надеялась, просто не решилась на этот шаг. Почему? Просто хотела сохранить в себе частичку той большой любви, которую испытывала к этому человеку с момента их первой встречи.
Оксана родилась в положенный срок, хотя беременность по понятным причинам была очень нервной. В роддоме врачи осторожно сказали молодой маме, что с ребенком, к сожалению, не все в порядке, есть некоторые отклонения, но ничего критичного. У Ларисы Гавриловны, которая тоже наведалась к роддомовским эскулапам, информация была менее оптимистичная: девочка родилась с серьезным дефектом ЦНС, и лучше отказаться от нее сразу, еще в роддоме. Именно это она и предложила сделать дочери. Лариса восприняла слова матери со спокойным недоумением: как это — оставить своего ребенка? Об этом даже речи быть не может. «Я тогда ни о каких мрачных перспективах, которые рисовала мне мама, вообще не задумывалась, — признается она сегодня. — Понимала лишь, что у меня появился еще один ребенок, которого я должна вырастить».
Масштаб проблем со здоровьем малышки стал понятен, когда Лариса пришла с ней, трехмесячной, на первый плановый прием к участковому педиатру. Тогда и был поставлен диагноз «детский церебральный паралич» (дополнительно глубокий аутизм врачи определят позже). Удивительно, но и тогда молодую маму это не выбило из колеи. Да не очень-то она и поверила докторам: Оксана к трем месяцам уверенно держала головку, хорошо набирала вес, и Лариса решила, что врачи сгущают краски.
К году стало ясно, что доктора были правы: Оксана развивалась не так, как здоровые дети. Она не ползала, не делала попыток сесть, не гулила, не улыбалась маме и сестренке, могла часами смотреть в одну точку. Родной отец не навестил малышку ни разу.
Беда одна не ходит: родители Ларисы, уставшие от проблем с особенной малышкой, предложили дочери разъехаться. В результате большая четырехкомнатная квартира превратилась в «двушку» для Ларисы Гавриловны и Виктора Филипповича, а Лариса с дочками переселилась в крошечную «однушку» на пятом этаже «хрущевки». Молодая мама, поначалу оторопевшая от предложения родителей, в итоге такому исходу даже обрадовалась. Теперь она ощущала себя хозяйкой своего жилья и своей жизни, а что касается помощи в уходе за Оксаной, так тут уже и Наташа подросла. «Уходя на работу, я могла оставить младшую дочку на старшую, а няньке самой-то было всего шесть лет! — вспоминает Лариса. — Наташа как-то очень быстро повзрослела, никогда не жаловалась, не просилась погулять с подружками, а если и выходила во двор, то всегда с Оксаной. Она могла и кашу сварить, и пеленки постирать — да много чего, что под силу только взрослому человеку.
Сейчас даже неловко вспоминать, что я, приходя вечерами измотанная со своих многочисленных работ, могла еще и претензии Наташе предъявить: мол, то бельишко Оксанино плохо выполоскано, то еще что-нибудь не так. И дочка ведь даже не возразила ни разу, хотя по отношению к ней, самой еще крохе, это было по меньшей мере несправедливо. И на Оксану она никогда не сердилась. Бывало, расстроится, когда сестренка ей школьные тетрадки изляпает, но чтобы прикрикнуть на нее — не было такого. Наташа ее в основном и растила, я ведь чаще всего на работе пропадала — детей кормить надо было. Чувство вины перед старшей дочерью пришло позже, у нее ведь детства по сути не было, но тогда это было единственно возможным вариантом выжить».
Лариса Гавриловна в уходе за больным ребенком не помогала, но дочь жалела, поэтому с самого начала лелеяла идею определить Оксану в специализированное учреждение для детей с ограниченными возможностями. Правда, сделать это в те времена было непросто. Но Лариса Гавриловна, будучи женщиной энергичной и целеустремленной, действовала на «два фронта»: во-первых, старалась убедить в необходимости этого шага дочь, а во-вторых, настойчиво искала варианты. И нашла: буквально в нескольких остановках от дома Ларисы нашелся специнтернат, куда особенных детей брали на пятидневку. Лариса сочла этот вариант разумным: ей будет легче работать, Наташе — учиться, да и с Оксаной специалисты в интернате позанимаются, все хоть какое-то развитие для ребенка. Но вот отдавать дочку на всю неделю Лариса была не готова. Договорилась с руководством интерната, что будет приводить Оксану ежедневно по утрам и к вечеру забирать домой, как в обычном детском саду.
Эксперимент продлился не более двух недель: девочка громко кричала по дороге в интернат и вцеплялась в мать мертвой хваткой, когда та пыталась уйти. В отличие от других детей, Оксана не могла успокоиться, непрерывно плакала в течение всего дня. Воспитатели были шокированы: никакие проверенные приемы и методические навыки не помогали, Оксана упорно отказывалась социализироваться. Больнее всего эту ситуацию переживала Лариса, она и так чувствовала себя виноватой в том, что доставляет страдания своей кровиночке. «Не знаю, кто в итоге больше слез пролил, я или она», — говорит она. И однажды вечером, забирая горько плачущую Оксану, сказала воспитателям, что больше ребенка не приведет. И не привела. Девочка, поняв, что по утрам ее больше никуда не отводят (аутисты вообще сложно переносят перемену мест), быстро успокоилась. «Она даже вести себя стала по-другому, гораздо тише и спокойнее, словно давала понять — я буду беспокоить вас по минимуму, только никуда меня больше не отдавайте», — вспоминает Лариса.
Но вот что Оксана неосознанно, но твердо выстроила в семье под себя, так это ежедневный распорядок дня. Она и тогда, и сейчас (хотя на данный момент в меньшей степени, чем в детстве) живет, что называется, «по солнышку»: встает с рассветом, пьет чай — и сразу гулять. По несколько часов подряд, в любое время года, в любую погоду. Удерживать дома ее бессмысленно: она будет плакать и проявлять свое недовольство массой других способов. Одну отпустить тоже нельзя — как такого ребенка оставить без надзора? Направление прогулки Оксана всегда выбирает сама, как и время ее окончания. Иногда может нагуляться за пару часов, а порой и четырех не хватает. «Сейчас с прогулками попроще стало, — делится Лариса. — Оксана и гуляет уже не так долго, как раньше: видимо, уставать стала. Да и на улицу с первыми лучами солнца не рвется, словно понимает, что надо подождать. А раньше, бывало, лето с его ранним рассветами было для меня настоящей катастрофой: в четыре-пять утра самый сон, а приходилось идти гулять с дочкой».
Время шло, девочки подрастали, но жизнь семьи не становилась легче. Лариса из сил выбивалась, пытаясь заработать — помощи ждать было не от кого. Кем она только не работала: и поваром, и прачкой, и санитаркой, и уборщицей. Деньги платили копеечные и не всегда вовремя. Нередко бывали ситуации, когда она ломала голову, чем накормить детей. Тогда, в 90-е, вся страна жила трудно, но наличие особенного ребенка усложняло жизнь в разы. «Мы не только скудно питались, но и одеты были очень плохо, — вспоминает Лариса. — Помню, как-то раз, гуляя с Оксаной, услышала в свой адрес резкое „Пьянчужка!“. Я тогда аж расплакалась от обиды. Какая выпивка, если на еду детям не хватает? В те годы я даже вкуса алкоголя не знала, шампанское на Новый год — и то было недостижимой роскошью».
Заботы о детях и хлебе насущном не оставляли места для личной жизни. Да и любила она, невзирая ни на что, только одного мужчину — отца своей особенной дочки. У Александра, освободившего себя от всех отцовских обязанностей, жизнь складывалась совсем не так, как ему хотелось бы — девяностые мощно проехались по его планам. Перспективный инженер, без пяти минут кандидат наук стал в итоге специалистом по установке телевизионных антенн. Трудное детство, рухнувшая карьера, рождение особенного ребенка, несложившаяся семейная жизнь — он нашел немало причин считать себя обделенным судьбой. «Непризнанный гений» — так называла его Лариса. И в глубине души продолжала любить, невзирая на все нанесенные им обиды. Он не растил своего ребенка, не помогал жене, но со временем стал изредка появляться в их маленькой квартирке. Лариса была ему рада, хотя многие женщины сочли бы такую ситуацию неприемлемой (все-таки любовь — самая загадочная и необъяснимая штука на свете!). Когда поняла, что беременна, растерялась. Александру этот ребенок был, естественно, не нужен, а она снова не решилась на радикальные меры. Ее родители были в шоке: с ума сошла — рожать в твоей ситуации? Но она опять никого не послушала, и на свет появилась малышка Кристина. Муж снова надолго исчез из жизни Ларисы, едва узнав о ее беременности. Он вернулся к жене лишь тогда, когда Наташа стала мировой знаменитостью. А Кристину впервые увидел в двухлетнем возрасте.
Казалось бы, одинокая женщина с тремя детьми, один из которых — ребенок особенный, в условиях личной, бытовой и финансовой неустроенности должна была впасть в отчаяние. Но именно те годы, проведенные в крохотной «однушке», Лариса считает самыми счастливыми в своей жизни. «Мне не на кого было рассчитывать, не было смысла себя жалеть, поэтому концентрация энергии и сил была максимальной, — делится она. — Как мы с девчонками радовались каждому вкусному куску, каждой новой одежке! А как у нас было весело, когда по вечерам мы собирались на нашей крохотной кухне с друзьями подросшей Наташи! Она мне тогда стала не только главной помощницей, но и настоящей подружкой. А когда появилась возможность зарабатывать торговлей фруктами — еще и партнером по бизнесу, если это можно так назвать. Мы с ней вставали затемно и ехали на общественном транспорте на оптовую базу, покупали там коробки с бананами, а потом на общественном же транспорте везли на торговую точку. Одна торговала, а другая бежала к детям. И так изо дня в день. Поэтому такими волшебными казались наши домашние вечерние посиделки. Мы от души хохотали, стараясь не разбудить спящих в комнате Оксану и Кристину. Когда Наташа в 17 лет уехала в Париж, мне не хватало ее в первую очередь не как няньки для Оксаны, а как лучшей подружки, которая делится с тобой и радостями, и печалями».
Сегодня в родном гнезде, которое усилиями Наташи стало гораздо больше и комфортнее (одной из первых ее крупных покупок стала новая большая квартира для мамы), из дочерей осталась только Оксана. Старшая дочь, живущая во Франции, остается опорой и добрым ангелом всей семьи. Младшая, Кристина, живет в Амстердаме, где заканчивает учебу и планирует стать профессиональным реставратором. Сейчас Ларисе, овдовевшей в прошлом году, нет необходимости пропадать на работе, поэтому Оксана, которой 28 ноября исполнится 34 года, видит маму гораздо чаще, чем в детстве. А у Ларисы наконец появилось время для себя: у Оксаны есть няня, кроме того, несколько раз в неделю она посещает специализированный центр для особенных детей, который курирует ее старшая сестра. И о хлебе насущном теперь можно не беспокоиться — Наташа обеспечила своим близким достойное содержание. «Я — счастливый человек, — говорит Лариса. — У меня три замечательные девочки, которых я безумно люблю. Но, конечно, самое большое место в сердце занимает Оксана. В отличие от Наташи и Кристины, она без меня не проживет. Конечно, если, не дай бог, со мной что-то случится, сестры не оставят Оксанку, но… Для своей особенной дочери именно я — центр мироздания. Без меня она не находит себе места, становится вялой, теряет ко всему интерес. Иногда мне кажется, что она понимает и чувствует гораздо больше, чем можно предположить. Поэтому именно Оксана — моя главная мотивация жить подольше. Со стороны, наверное, многим кажется, что такой ребенок — только обуза, но это не так. Когда я просыпаюсь от ее обращенного на меня взгляда, полного нежности и любви, понимаю, что это самые счастливые моменты в моей жизни».
…После прочтения вышеизложенного наверняка найдутся те, кто высокомерно отметят, что рациональным подходом к жизни Лариса никогда не отличалась. Пожалуй, она и сама не будет утверждать обратного. Но многие ли из тех, кто смотрит на жизнь более прагматично, смогли бы повторить ее материнский подвиг? Умение давать дельные советы распространено куда шире, чем способность любить без всяких оценок и условностей. Жить сердцем, как ей, и чувствовать себя счастливой при любых обстоятельствах дано очень немногим.