Антон Пампушный и Моника Госсманн: «С сыном говорим на трех языках»

– Когда видишь сочетание ваших имен, представляется, что вы познакомились где-то за границей. Затем я узнала, что, оказывается, вы оба родились в Казахстане. Там и встретились?

Моника: Мы встретились в Москве в Школе-студии МХАТ. Однокурсники потом смеялись: «Два казаха нашли друг друга». Хотя мы родом из разных городов: я из Алма-Аты, а Антон — из Астаны, которая сейчас называется Нур-Султан. К тому же в три года я с родителями и братом переехала в Таджикистан, потом жила в Германии.

– Из Германии приехали поступать в театральный в Россию?

М.: Это вышло случайно. На тот момент я получила хореографическое образование, работала в Германии профессиональной танцовщицей, у меня была группа, хороший европейский контракт, в общем, в карьере все прекрасно. В Москву я приехала с бабушкой в отпуск на 10 дней. Мама попросила, потому что переживала, что я забываю русский язык. А ее подруга здесь работала переводчиком у режиссера Петера Штайна во МХАТе. И сказала мне, что сейчас идет набор абитуриентов. Через время я позвонила маме: «Я в какой-то МХАТ поступила». На тот момент не очень понимала, что это учебное заведение высокого уровня.

– Антон, у вас же тоже путь к актерству был не очень прямой?

Антон: Да, я в то время учился в Москве в Институте мировой экономики и в процессе начал искать варианты реализации своих мечтаний. Было очень интересно попробовать себя в кино, попал в массовку. Девчонки-студентки рассказали про актерские подготовительные курсы в Школе-студии МХАТ, а уже там я узнал про киношколу «Амедиа», где также преподавали педагоги из Школы-студии. И окончив ее через полгода, утвердился в желании поступать. Меня взяли на второй курс.

М.: И меня тоже. Я поступала в 21 год, и педагоги говорили: «Ты уже старая». Что звучит очень странно для европейца, потому что у нас в школе 13 классов и примерно лет в 20 все только выпускаются.

– Антон, а вы экономике учились для спокойствия родителей?

А.: Наверное, да. Хотя в детстве у меня были КВН, чтецкие конкурсы, театральные студии. Мне там очень нравилось, но осознание, что хочу тратить на это жизнь, пришло позже. К тому же в Астане не было возможностей для хорошего творческого развития. Когда я окончил школу, какое-то время работал актером в Комнате страха. Из нашего актерского коллектива вышел потом костяк команды КВН «Сборная Астаны». Меня тоже звали, но я тогда учился в торгово-экономическом колледже. Важно было показать родителям красный диплом. Я показал. Моника, кстати, получила красный диплом Школы-студии МХАТ, в отличие от меня.   

– Когда познакомились, сразу что-то вспыхнуло, или сначала друг другу не понравились?

М.: Скорее второе. Сначала мы друг друга не понимали вообще. И только на последнем курсе, наверное, изменили мнение.

А.: Моника привлекала внимание всей мужской части курса. Все девчонки красивые, но тут пришла какая-то необычная, выделялась своим поведением. И на последнем курсе мы ставили спектакль «Платонов» по Чехову, и была задача самостоятельно собрать второй акт. Там много действующих лиц, а поскольку я играл главную роль, то на сцене находился постоянно, остальные же появлялись на время своих эпизодов. И нужна была организованность. Но это не интересовало никого, кроме меня: однокурсники хихикали, забывали текст. Я же был с ними довольно строг.

М.: И мне все на Пампушного жаловались. Я играла генеральшу, и мой эпизод был одним из последних…

А.: Моника на сцену пришла взвинченная и начала выяснять отношения. Причем используя выражения в дословном переводе из немецкого языка. Я подумал, что она сумасшедшая, и потерял дар речи. Прошло какое-то время, случилась опять конфликтная ситуация. И тогда я сказал фразу, которая полностью изменила ее поведение: «Ты какой-то мужик в юбке». Здесь случился шок уже у нее. И она стала совершенно иной, такой классной!

М.: Это просто ты стал меня воспринимать иначе, я вообще не менялась.

А.: Ну, пусть так. В общем, с такого отторжения началось наше притяжение. Но надо понимать, что учеба в актерском вузе — это 24 часа вместе. Мы жили в общаге на одном этаже. В три утра расходились по комнатам, а в семь утра снова встречались. Так что влюбленность — явление довольно естественное. Наш роман начал развиваться, но мы его не афишировали. Хотя все замечали, конечно.

– Задумывались о том, что после окончания придется разъехаться по разным странам?

А.: После окончания Моника уехала в Германию, начались трудные дни. Помню, через пару месяцев, осенью, в очередном телефонном разговоре мы решили пожениться…

– То есть не было красивых слов, вставаний на одно колено?

А.: Я точно помню, что в этот момент снимался в каком-то лесу. Озеро с песчаным берегом, сосны вокруг. Может быть, я даже встал на колено у какой-то сосны.

М.: А расписывались мы в Дании, потому что там для нас это было максимально просто организовать. Все прошло классно, мы были только вдвоем.

А.: Действительно, очень светлое воспоминание: предрождественское время, все красиво украшено.

– Отмечаете годовщины со дня свадьбы?

А.: Я всегда забываю конкретный день, получаю от Моники…

М.: Все как у всех.

А.: Причем накануне я помню! Но приходит 13 декабря, и в какой-то момент я замечаю, что Моника злится. Тогда вспоминаю.

М.: И 13 лет это происходит.

– Вы живете на две страны?

А.: Мы очень привязаны к работе. Моника преподает в Америке, в учебный семестр она должна быть здесь. Значит, и наш сын здесь. А еще у нас 10-летняя собака шиба ину — он ездит с нами.

М.: Я профессор университета во Флориде, преподаю актерское мастерство. Поэтому с сентября по декабрь и с января по апрель я здесь, и Антон приезжает, когда у него позволяет время.

– Когда говорите: «Я лечу домой», это куда?

М.: У меня есть кружка с надписью: «Дом там, где мама». Перефразирую: дом там, где семья. Если мы все вместе во Флориде: да, мы дома. В Берлине и в Москве есть свои уголки. И везде мы чувствуем себя хорошо. С точки зрения быта, конечно, нелегко, потому что каждый раз организуешь все с нуля.

– С сыном на каком языке общаетесь?

М.: Он говорит на английском, немецком и русском. Лучше на немецком, потому что большую часть времени провожу с ним я. А когда приезжаем в Россию, он через две-три недели переходит на русский. В Америке в садике сразу схватывает английский. Даже начал делать замечания нашему произношению.

– Кто придумал такое необычное имя Винсент-Эдвард? У него есть русский аналог?

А.: Викентий. А Винсент — это итальянское имя. Мы очень долго выбирали, перебрали вариантов 500. В итоге оставили пять.

М.: На шестом месяце беременности мне приснился ребенок огромного размера, и я говорила ему: «Винсент, какой ты большой!» Хотя это имя не входило в 500, которые обсуждали.

А.: И оно осталось в пятерке. Красивое, означает «победитель».

М.: Что касается Эдварда, у меня было внутреннее ощущение, что сыну нужно именно такое второе имя. Логики в этом нет, просто материнский инстинкт.

А.: Наших родителей мы, конечно, шокировали. Для русского уха Винсент-Эдвард Пампушный звучит сложно. Как будто граф какой-то. Но поскольку мы интернациональная семья, нам подходит.

– В вашей интернациональной семье есть отдельные русские и немецкие традиции?

М.: Винсент обожает борщ, он ел бы его каждый день. А поскольку я родилась в Советском Союзе, то многие русские блюда умею готовить. Что касается традиций, у нас микс. Каждый год празднуем и католическое, и православное Рождество, и Старый Новый год тоже. Стараемся на весь этот период сохранить елку.

А.: Мы понимаем, что собирая лучшее из разных культур, даем ребенку выбор.

М.: Сыну четыре года, и в данный момент его самые любимые герои — три богатыря. К тому же он знает, что Антон сыграл Алешу Поповича в фильме «Реальная сказка». Был на площадке, когда я снималась в картине Дэвида Финчера «Манк». То есть понял, что мы делаем, и этим пользуется. Часто раздает нам роли: Антон — Попович, я — Любава (он говорит «Любаба») и    задает сюжет, например, что Любава приготовила кашу, а Алеша Попович ее не хочет есть. И если кто-то из нас говорит не тем голосом или не те фразы, сразу: стоп! Давайте еще раз.

А.: Причем у него это началось именно после того, как он побывал на площадке у Финчера. Пока Моника снималась, я был с ним рядом, и Винсент периодически подходил и спрашивал, что и как происходит. Например, почему камеры снимают горизонтально, а не сверху вниз. Я предложил пойти и спросить у оператора. Винсент застеснялся, но все-таки подошел, подождал команды «стоп!» и спросил. А потом сказал: «Мне кажется, будет лучше, если вы снимете вид сверху». Оператор отнесся к предложению с уважением и обещал в следующий раз попробовать. Сын был такой довольный! Дальше он стал следить за тишиной на площадке. И так вдохновился процессом, что с тех пор мы и дома получаем режиссерские задания.

– Моника, как вы попали в проект к Финчеру? Был долгий кастинг?

М.: Сначала я сняла самопробы, потом мы пообщались по зуму с кастинг-директором, затем — с самим Дэвидом. Ему было важно понять, насколько я владею языком. Знаю, что кто-то из актеров ждал решения несколько месяцев, у меня же все случилось достаточно быстро.

А.: Я думаю, это связано с тем, что Дэвид тебя сразу полюбил. Будучи на площадке, я видел, как он работал с тобой, и у него было особое отношение. Не в романтическом смысле, а как у режиссера к актрисе.

М.: Профессиональный контакт у нас случился, да. Конечно, мне невероятно повезло, тем более что Финчер — мой любимый режиссер.

– Говорили про богатырей — Антон, а как дела с проектом «Илья Муромец»?

А.: Не знаю. Мы пока сделали только тизер — видеозаявку на полнометражный фильм. Но это дезинформация, что я Илью Муромца играю — у меня другой, отрицательный персонаж. Картина еще не снималась — много что подкосила пандемия. У меня на данный момент подвисло три проекта, посмотрим, что будет весной.

– За 13 лет в ваших отношениях осталась романтика?

А.: Романтика — это что имеется в виду? Цветы без повода?

– Например. Когда вы в последний раз дарили Монике цветы?

М.: Я получила букет на день рождения пару месяцев назад. Я же без повода романтично готовлю борщ…

А.: Конечно, у нас все немножко обросло бытом — и это нормально. Все больше ориентировано на семью, и радости тоже больше с этим связаны.

М.: У нас много юмора в отношениях — это и есть наша романтика.