На днях ко мне пришла одноклассница Татьяна, с которой давно не виделись. Мы устроились на кухне, чаевничали, болтали. Подруга спросила про сына, и я с полной уверенностью ответила, что у нас все хорошо. Ее почему-то смутили слова «у нас». Таня уточнила: «А сколько Владу лет?»
– Тридцать.
– Как быстро растут чужие дети, — вздохнула она.
Тут из комнаты сына донеслось: «Ма-а-м, принеси кофе». Я быстро налила растворимый, сделала бутерброды и понесла сыну в его комнату. Вернувшись, увидела подругу с мумифицированным удивлением на лице. «Сколько ему лет? Тридцать? Лежит, телик смотрит? А чего сам за кофе не зашел? Ты так на подносике ему все и носишь? Вышел бы, поздоровался со мной», — Таня понизила голос до шепота и сыпала вопросами. Я не сразу поняла ее раздражение.
…Сын родился у меня слабенький, я еле справлялась с его бесконечными температурами, ангинами и бронхитами, больным животом.
Супругу надоело мое вечно нервозное состояние, и он ушел в другую семью рожать других детей. Я осталась с сыном одна.
С самых детских пеленок я знала, что никогда не ударю Владика, потому что помнила побои отчима. Тот лупил меня до 15 лет и доставал проводом от утюга даже под столом — там я пряталась от незаслуженных наказаний. Унижение и кровоподтеки на руках и ногах я запомнила на всю жизнь. Поэтому ни разу не ударила сына ни за какие провинности.
Владик с самого детства чувствовал мою материнскую слабость и пользовался этим в свое удовольствие. Вы, конечно, все видели, как ребенок бьется в истерике у магазина. Игрушка понравилась ему или конфетка, он будет требовать до припадка, пока мать не сдастся. В детском скандале Владу не было равных, я мгновенно уступала, даже когда совсем не было денег. Пересчитав монетки у кассы, быстро вручала ребенку вожделенную сладость или машинку, и мы несколько минут могли спокойно идти до дома. В песочнице сыну тоже мало кто отказывал, потому что лопатки и ведерки он требовал грубо и настойчиво. Остальные мамаши возмущались, ругались на меня, делали замечания непонимающему сыну. Но ничего не помогало, я не могла отказать малышу ни в одном его капризе. О наказаниях даже не было и речи.
Еще в детсадовском возрасте у него появились первые игровые приставки, потом первый компьютер, пейджер и лет в 11 — сотовый телефон. В те времена мобильные телефоны были разве что у владельцев элитных авто. Но я была уверена: у сына должно быть все самое лучшее из лучшего. Считала, что Владик незаслуженно обижен судьбой отсутствием отца, поэтому должна восполнить все материальные пробелы. Надо понимать, что финансово я еле выкручивалась: сыну покупала мясо, сама ела дешевые макароны. Да, потолстела на них, но задуманное выполняла.
Когда Влад окончил школу, моей целью стало его поступление в институт. В свое время я училась на заочном в техникуме и мечтала, чтобы сын познал студенческие времена — учился на дневном отделении. Мы поступили на компьютерный факультет. Но учились недолго. Не получалось у него с физикой. Все, что могла, сделала — перевела его на факультет попроще.
Затем отмазала от армии и дала денег, чтобы он сдал на водительские права.
Очень мучилась совестью, что не получилось сразу купить ему машину, которую он хотел. Взяв кредит, начала с российского производителя и только лет через пять смогла купить ему подержанную хорошую иномарку. Надеялась, что на ней ему будет удобнее и приятнее подрабатывать, но у Владика ничего не получалось. Несколько раз подавали с ним резюме в разные организации, там и высшее образование было указано, и наличие водительских прав, но собеседования он не проходил. Сейчас изредка работает, где придется, но чаще в отчаянии лежит дома и с грустью перебирает предложения на «Хендхантере». Гнать его на первую попавшуюся работу я не могу. В конце концов, пока хватает и моего дохода.
Мне везет, и я подрабатываю на трех работах, не изнуряя себя. Успеваю иногда даже домашними делами заниматься. Так что все хорошо. Я бы и на выходные подработку поискала, посмотрим, может, получится.
…Я даже не заметила, как весь этот рассказ выдала однокласснице Татьяне, с которой мы не виделись много лет. Подняв на нее взгляд, поняла, что ее сейчас разорвет на части. Она покраснела, напыжилась и тихо сквозь зубы прошипела: «Ш-ш-шея, шея твоя еще цела?»
– Что, прости?
– Ты не понимаешь? Твой Влад — тридцатилетний сынишка — сел тебе на шею. Ты не понимаешь? Жену ты ему еще не нашла? Может, ты и в постель ему няньку подыщешь?
Каждое ее слово мне и правда показалось шипением, которое до сих пор звучит в голове. Тем более что я на самом деле подумываю подыскать невесту Владику.
Цела ли моя шея? Пока не сломалась. Но я задумалась: может, и правда мой Владик сидит на хребте?
Боюсь даже сказать, что, пока все это пишу, он меня уже зовет…»