Мне было 24. Только нашла хорошую работу, а то после института все не получалось устроиться по специальности. Уже казалось, что буду вечным администратором в салоне красоты или официанткой.
На новую работу собиралась, как на праздник: сдержанный макияж, костюм по фигуре — выглядела очень эффектно. Поэтому Сергей и обратил на меня внимание. Наверное. У него были такие глаза, очень грустные, глубокие. Я тогда этой грусти не придала значения, это уже потом узнала, что у него смертельный диагноз.
Отношения с Сергеем развивались очень стремительно. Через неделю он познакомил меня со своими родителями. А через две — сделал предложение. Я недоумевала: ну куда так торопиться? Тайну открыла его мама.
«Сережа очень болен. У него рак. Врачи говорят, что если год проживет, и то хорошо, — ошарашила меня моя будущая свекровь. — Леля, ты ж его любишь, выйди за него, роди ему ребеночка, пусть он хотя бы последние дни будет счастлив».
Я не спала несколько ночей, сидела потерянная на работе. С одной стороны, я не готова была сейчас стать матерью, с другой — я действительно любила Сергея, а после таких новостей еще и жалела.
«Мы будем бороться, он увидит своего ребенка, сможет его поцеловать, вдруг это даст ему силы справиться с болезнью», — размышляла я. О том, как стану растить одна ребенка, смогу ли быть ему хорошей мамой, полюблю ли его, на тот момент я не думала. Мне хотелось сделать счастливым моего мужчину.
По договоренности с загсом и справкой от врача нас расписали через неделю. Никакого торжества не было, что естественно, я даже платье новое не купила, пришла в том, в чем на работу хожу.
Секс у нас был только для того, чтобы зачать ребенка. Я жила с градусником, графиками температуры, таблетками, стимулирующими овуляцию. На третий цикл все получилось, тест еще до задержки показал две полоски. Я просто шла на работу и почувствовала, что именно сегодня я узнаю, что беременна. Зашла в аптеку по дороге, купила самый дешевый тест на беременность и в туалете торгового центра его распечатала. Но как-то все пошло не так. Не было во мне особой радости, а пыл спасти любимого начал постепенно угасать.
Сергей постоянно начал говорить, что время уходит, что он умирает, что ему страшно. От страха он нашел «лекарство» — алкоголь. Начал вести себя грубо. Когда узнал, что у нас будет малыш, на некоторое время успокоился, а потом опять взялся за бутылку. Но чудо, его болезнь стала отступать! То ли помогло лечение, то ли случай был не такой серьезный, как нарисовал доктор. А тем временем на свет появился Тимур.
Это ужасно, но я рожала и думала, что зря.
Вот у меня сын, а Сергей даже не собирается умирать, а ведь этот малыш — прощальный подарок любимому.
Тим как будто понимал, что он не самый желанный для меня человек, старался меня не беспокоить криками и капризами. А Сергей пил по любому поводу. Сначала за то, что стал отцом, потом за то, что будет жить, а потом просто потому, что сегодня понедельник/вторник/хорошая погода. Я задерганная, с ребенком на руках, просила его не пить, ведь из денег только мои декретные, которых хватало лишь на все необходимое. Муж приходил с очередной гулянки, орал, что я страшная, замызганная дура, что, кроме него, никому больше не нужна, что обратил на меня внимание только потому, что такая дура могла от почти незнакомого мужчины родить. Последней каплей стало, когда он меня избил: проблемы с копчиком, сломанная ключица. Этого я ему не простила, ушла, ребенка забрала.
Сергей не платил алименты, ссылался на то, что не работает. Из собственности — ничего, приставам по долгам даже описать было нечего. Разве что коллекцию пустых бутылок да заношенную до дыр одежду. Помогали его родители, точнее, мать, ведь она же уговорила меня на такой шаг, как рождение ребенка. Я могла с ней оставить Тимура хоть на месяц, всегда знала, что он накормлен, напоен, вовремя спит, занимается. Но к свекрам вернулся блудный сын, его выгнали со съемной квартиры, даже не представляю, чем он за нее расплачивался. Тимура пришлось забрать. У свекрови больше не было возможности с ним даже днем посидеть, возилась с сыном.
А я серьезно начала задумываться, не отдать ли сына в интернат. Это ужасно, я ни с кем не могла это обсудить, но мой ребенок — чужой для меня человек. Я вижу в нем его отца и свою ошибку. Вы не подумайте, я делаю для него все, но это все — чисто машинальное, потому что я должна, я мать, мне стыдно. Любви нет. У меня не щемит сердце, когда он болеет, когда плачет, когда получил двойку или подрался с соседом по дому. Я даю лекарство, прошу успокоиться, мне плевать, какие оценки он приносит. Сейчас я мечтаю только о том, что устрою его в Суворовское училище и буду видеть только на каникулах и иногда по выходным.
Сын вырастет и не простит мне такого отношения. И я к этому готова. У нас нет отношений как у матери и ребенка. Это какое-то партнерство, где он не мешает мне жить, а я не мешаю ему делать все, что он хочет.
Мужчины после Сергея у меня так и не было. Знакомились, предлагали даже замуж, обещали любить моего сына как своего. Забавно, вот бы мне научиться любить Тимура, как своего. Я так и не смогла себя пересилить, больше никому не доверяю. Теперь для меня существует только работа. И мечта о Суворовском, когда я наконец стану свободной.